Стояло за этими словами все: и ее происхождение, и дикая тоска о прошлом, о родном крае, о народе своем, но одновременно и намек на темные слухи о происхождении Сулеймана от сербки, на его османскую неполноценность и даже случайность на троне.
Однако султан сделал вид, что не понял намека. Он был упрям в своих намерениях, не привык слушать ни советов, ни возражений, начав что-нибудь, не останавливался, пока не заканчивал. Так вот, начав речь о Михримах и дав Роксолане понять, что прислушивался к ее словам, когда обращалась она к Байде, прислушивался, и не пропустил ни единого слова, и все понял, теперь должен был договорить сам.
— Я подумал, — твердо промолвил Сулейман. — Пусть это будет Рустем-паша.
«Ой, доченька моя! Как ты пригнула меня к земле! Ты-то и лишила меня покоя! Хотела отомстить тобой за свое рабство и неволю вечную, а отомстили мне. Неужели всегда так будет?»
Роксолана никогда не ждала от султана такой, можно сказать, легкомысленной торопливости, еще меньше ожидала она услышать имя вчерашнего султанского имрахора, этого человека, который только и способен научить ее и ее дочь ездить верхом на конях и гениально браниться. Сама же подала мысль султану о том, чтобы вернул Рустема в столицу, сама и каялась, когда увидела, как неуклюжий босняк изо всех сил проявляет старательность и предупредительность, чтобы пробиться в диван, расталкивая локтями визирей. И смерть Байды, этого святого рыцаря, разве не на совести Рустема? А теперь султан хочет сделать его своим зятем.
— Ваше величество, но он ведь болен!
— Болен? Никто мне об этом не говорил.
— Вспомните, какое у него лицо. Он похож на мертвеца. На утопленника.
— Кто присматривается к лицу мужа? Ведь сказано: «…что скрывают их груди и что обнаруживают». Рустем-паша верный. Может, есть более способные, но высокие способности не всегда ходят в паре с послушностью и верностью.
— Женское чутье подсказывает мне, что Рустем-паша безнадежно болен. Может, у него неизлечимая язва и он истекает кровью. С каждым днем становится все бледнее, даже синий, так, будто из него по ночам высасывают кровь какие-то страшные чудовища.
— Я велю проверить, — сказал султан так, будто этим и исчерпывалось все дело. Мнения Роксоланы не спрашивал, будто Михримах и не ее дочь и сама она не его жена, не султанша. Но после того, как не смогла спасти Байду, которого, быть может, сама и погубила своим отчаянием, Роксолана стала равнодушной ко всему, даже к собственным детям. Разве не все равно? Рустем — пусть Рустем. По крайней мере человек не криводушный, а открытый, иногда даже по глупости, не скрывает, что верит в хитрость, силу и жестокость и в то, что все должен делать сам. Этот укусит и еще пальцем ткнет в то место, где укусил, но не будет ластиться, как хитрая собачонка, с таким легче.