Покончив с этим, я вышла из палатки и по Главной улице направилась к лаборатории. В окнах у Хаузера все еще горел свет. Я постучала, и меня впустили.
— Как раз вовремя, — сказал Хаузер. — Можете их забрать. — Он протянул мне мои баночки для образцов, уже тщательно вымытые.
— И какие результаты?
— Никаких следов мяса. Все как обычно. Плоды, листья.
Я кивнула, приняла к сведению.
— Юджин только что заходил ко мне.
— Я знаю, — невозмутимо подтвердил Хаузер. — Я тоже сначала подумал, что вы обнаружили мертвого шимпи, и вскользь ему об этом упомянул… И мы вдвоем решили изучить вашу находку повнимательнее. — Он слегка улыбнулся, вздернул подбородок. — Детеныш бабуина. Совершенно бесспорно.
— Странно, как это мы оба с первого взгляда приняли его за шимпанзе.
— Сделать такую ошибку ужасающе легко.
— Да, конечно. — Ладно же, подумала я, будем играть по вашим правилам. Я испытующе посмотрела ему прямо в глаза. К чести его надо сказать, он не дрогнул.
— Могу я забрать тело?
— К сожалению, нет.
— Почему?
— Я кремировал его два часа назад.
БОЛЬШОЙ АЛЬБАТРОС И НОЧНАЯ ЦАПЛЯ
Браззавиль-Бич. Я сижу у моря и смотрю, как в лучах низкого утреннего солнца две чайки хорохорятся и хлопают крыльями, сражаясь за какую-то пищу: то ли кожурку ямса, то ли рыбью голову, отсюда не видно. Они резко вскрикивают и враскорячку ступают, удары их костяных клювов напоминают стук пластмассовых чашек друг о друга.
На Галапагосских островах волнистые альбатросы находят себе пару на всю жизнь. Я видела фильмы, где они ласкают друг друга и нежничают, как ошалевшая от любви парочка на прогулке. Это не церемония взаимного ухаживания и не стремление покрасоваться при случае: они будут вместе, пока смерть не встанет между ними.
Одна из моих чаек наконец-то поступает разумно: хватает спорный кусок и улетает. Другая не пытается ее преследовать и растерянно тычет клювом в песок.
На Галапагосских островах живет и другая птица — ночная цапля. Ночная цапля производит на свет одновременно трех птенцов, а потом ждет, кто из них окажется самым сильным. Примерно через неделю такой птенец начинает драться с остальными, пытается выкинуть их из гнезда. В конце концов он добивается своего, более слабые птенцы падают на землю и умирают.
Цапля-мать сидит возле гнезда и наблюдает за ходом борьбы, за тем, как один ее птенец избавляется от двух других. Она смотрит на борьбу своих отпрысков и не становится между ними.
Джон Клиавотер был математиком. Эти слова звучат вполне безобидно, но, что касается Хоуп, для нее в них заключалась и его притягательная сила, и источник всех его безмерных проблем. Она знала, что он не был особенно хорош собой, но, надо сказать, ее никогда не тянуло к красивым мужчинам. В мужской красоте есть что-то легковесное и поверхностное, думала она. Эта красота была слишком заурядным явлением, поэтому серьезной ценности не представляла. Куда бы Хоуп ни отправилась, везде ей попадались мужчины с различными типами внешности, какую принято считать привлекательной: они обслуживали ее в магазинах, ели в ресторанах, возводили строительные леса, носили деловые костюмы в офисах, униформу в аэропортах… Она считала, что мужчин с хорошей внешностью куда больше, чем женщина. Красивую женщину найти несравнимо труднее.