— Так будет понятнее, — сказал Джон и зашагал прочь из комнаты.
— Милорд, — произнес дрожащий и бледный Уоткинс. — Никогда еще я не был так потрясен.
— Не придавай этому слишком большого значения, мой старый друг, — мягко сказал Чарльз. — Ты его знаешь. Все это — игра на публику. Он бы никогда в меня по-настоящему не выстрелил.
— Сознательно, быть может, и нет. Но его палец дрожал на курке… Разве можно с уверенностью сказать, что ничего бы не произошло?
— Пожалуй, нет, — согласился Чарльз. Он печально улыбнулся, что придало его суровым чертам особый шарм. — Разве не безумием было открыто ему противостоять? Думаю, по-своему я так же безрассуден, как и он. Но запугать себя не позволю, даже оружием.
Чарльз потер рукой усталые глаза.
— Забудь об этом, Уоткинс, — взмолился он. — Просто нашло что-то.
— Как вашей светлости будет угодно, — ответил казенным голосом дворецкий.
Граф поморщился.
— От твоего взгляда ничто не ускользает, верно? После стольких лет, что ты проработал на нашу семью, остался ли у нас хоть один секрет от тебя?
— Нет, если говорить о мистере Джоне, милорд. И я надеюсь, нет нужды уверять вашу светлость, что я никогда не обсуждал ни с кем семейные тайны.
— Конечно, тебе нет нужды говорить об этом, Уоткинс. Хотя думаю, что худшее уже довольно широко известно.
— Я слышал сплетни в «Танцующем лакее», — согласился Уоткинс и, надменно фыркнув, добавил: — Я категорично их отвергаю.
— Молодец. И, конечно же, нет нужды волновать маму и бабушку этой историей.
— Мой рот на замке, милорд.
— Я сказал брату, что не заплачу больше ни пенни.
— Да, милорд.
— Как бы он ни запугивал меня скандалом.
— Конечно, милорд.
— Знаю, я говорил так и раньше, но теперь я настроен решительно.
— Да, милорд.
— Это мое окончательное решение.
— Да, милорд.
— И перестань делать вид, будто согласен со мной, — рассердился граф, — тогда как на самом деле ожидаешь, что я в который раз уступлю.
Уоткинс в ответ только пожал плечами, выражая покорное согласие. Граф вздохнул.
— Знаю, — сказал он. — И, что еще хуже, он знает. Потому-то и оставил счета на моем столе.
* * *
— Моя дорогая девочка! — леди Арнфилд, широко раскинув руки, спустилась к племяннице и заключила в теплые объятия. — Добро пожаловать, добро пожаловать!
Леди Клиона с радостью ответила хозяйке тем же.
— Дорогая тетя, — сказала она, — мне так не терпелось повидаться с вами!
Женщины ослабили объятия, чтобы взглянуть друг на друга. Леди Арнфилд было больше пятидесяти лет, но в манере одеваться прослеживалась слабость к нарядам, предназначенным для дам несколько более юного возраста. Бывшие сейчас в моде огромные кринолины выставляли ее дородную фигуру не в лучшем свете, а любовь к экстравагантным украшениям только усугубляла ситуацию. Однако общаться с леди Арнфилд было легко и приятно; лицо ее светилось радостью и добротой.