"Странно, — думал лейтенант Репняков, — мы вот наводим у них порядок, а они спят себе и в ус не дуют".
Но постепенно тревога оставила лейтенанта. Машина, в которой он ехал вместе с другими офицерами, была частью могучей армии, сильнее которой и справедливее на свете ничего не может быть. И он был частью этого могущества и справедливости.
В свете фар струились косые нити дождя. Капли секли лицо, стекали за воротник. Все офицеры давно уже сидели с поднятыми воротниками, нахохлившись, один Репняков только стеснялся последовать их примеру. Да и повернуться так, чтобы никого не обеспокоить, было практически невозможно.
Машина, между тем, стала заворачивать за угол, свет ее фар побежал по слепым окнам домов, по аккуратным кустам и деревьям, по узорчатым оградам, чтобы снова лечь на лоснящиеся от дождя камни улицы, плотно подогнанные друг к другу. Ни одной лужи, ни одной выбоины или кучи мусора.
Просто удивительно, как быстро немцы привели в порядок свой город, хотя до полного восстановления было еще далеко. А в России города все еще лежат в развалинах, станции и полустанки разбиты, и лишь кое-где что-то строят, но все это в непролазной грязи, среди развороченной земли, канав, гор всякого мусора и битого камня.
Репняков училище закончил на Урале, войны не видел и, пересекая страну в вагоне поезда, был поражен представшим перед ним зрелищем разрухи и разорения. И вдруг такой контраст. Не то чтобы он задумывался над ним, но иногда захлестывала обида непонятно на кого и на что. Примерно такое же чувство испытывал он и сейчас — обиды за себя и своих товарищей офицеров и досады на немцев: вон как живут и все им чего-то не хватает. Их бы в Белоруссию, чтобы все там восстановили, как у себя. Или в ту же Польшу. Разбили все, разрушили, да не так, как мы у них — все от этого… Захотелось сделать что-то такое, чтобы разбудить это сонное царство, чтобы высыпали немцы на улицу, под дождь и ветер, а он бы им тогда сказал… или вот майор, чтобы дошло до каждого…
Еще поворот, еще. Такое ощущение, что они все время кружат по одним и тем же улицам. Вдруг вывеска на английском, немецком и русском языках: "Западная зона" и широкая белая полоса поперек узкой улочки. Но майор лишь на какое-то мгновение притормозил машину, а потом погнал ее еще быстрее. И все по таким же улицам и все так же совершенно безлюдным.
Еще один поворот, майор со скрежетом переключил скорость, и вдруг откуда-то из темноты забубукал пулемет, и пули, ударяясь о брусчатку улицы, завыли и завизжали со всех сторон. Лейтенант Репняков не успел испугаться и понять, что произошло, как офицеры высыпали из машины и — кто куда. Стало темно — то ли потому, что майор успел выключить свет, то ли потому, что пули разбили фары. Молчал и мотор.