— Несколько поколений назад, — наконец начинает Док, и голос его звучит глухо, будто он признается в преступлении, — было решено снизить прирост населения. У нас и так не хватает продуктов питания.
— И каков план, если не будет хватать еды? — спрашиваю я.
Док тихо смотрит на меня, и я вижу, он оценивает, стоит сказать мне правду или нет. От корабельщиков я могу требовать правды и буду уверен, что они скажут. С Доком приходится ждать и надеяться. Док был за использование фидуса, но и Ориона он поддерживал — в конце концов, когда Старейшина приказал убить его, Док ослушался приказа. Думаю, он еще не решил, достоин ли я занять место Старейшины и Ориона.
Но, судя по всему, правду мне доверить можно. По крайней мере, на этот раз.
— По приказу Старейшины, — говорит он наконец, — у нас имеется запас из трех тысяч черных медпластырей.
— Черных? — удивляюсь я. Никогда еще не видел черных пластырей.
Док коротко кивает.
— В том случае если корабль перестанет справляться с поддержанием жизни, черные пластыри будут распределены среди обитателей корабля.
Теперь я понимаю, зачем они нужны. Черные медпластыри — это быстрая смерть вместо медленной.
Ставлю последнюю картину Харли на кровать и отступаю назад. Его смеющиеся глаза оказались прямо на уровне моих, но эффекта Моны Лизы нет — мне не кажется, будто он смотрит на меня.
— Так, — вслух говорю я нарисованному Харли, — ну и где эта подсказка, которую обещал Орион?
Трогать краску мне страшно — не хочу случайно что-нибудь испортить. Вместо этого внимательно оглядываю мазки в поисках какого-нибудь скрытого сообщения от Ориона.
Я теряюсь в картине — там лицо Харли, и звезды, и маленькая золотая рыбка плавает у его лодыжки. Там все мои воспоминания о нем. Как сумел человек, которого я знала так недолго, оставить у меня в душе такой неизгладимый отпечаток? Видя его счастливым и свободным, я вспоминаю о Харли кое-что важное, ту самую искру, ту радость, то нечто, из-за чего мне так хочется, чтобы он сейчас оказался тут.
Расфокусирую взгляд, стараясь смотреть сквозь изображение на само полотно. Но там ничего нет.
Провожу ладонями по забрызганным краской граням картины. Снова ничего.
Потом переворачиваю.
До сих пор я еще ни разу толком не смотрела на оборотную сторону. Но теперь сразу замечаю бледный, почти невидимый эскиз, сделанный, кажется, углем или карандашом. Прищурившись, наклоняюсь, потом беру картину в руки и подношу к свету.
Какой-то маленький зверек — и это не рисунок Харли; у него все выходило куда более реалистично. Эта мультяшка немного похожа на хомяка, но у нее преувеличенно огромные уши… кролик. А рядом с ним круг… точнее, приплюснутый круг, овал. В центре его крошечный квадрат, похожий на те супертонкие карты памяти, которые мама покупала для своего навороченного фотоаппарата. Он приклеен к холсту, но легко отрывается, стоит подцепить ногтем.