— Для меня? — Не могу оторвать глаз от ее тела. Такое ощущение, будто оно вплавилось в кровать.
— Следуй за лидером. Это предупреждение для остальных, для тех, кто протестует.
— Но Лил не протестовала. Она не поддерживала Барти, никогда не выступала против меня…
— Она не работала. — Док садится на кровать рядом с Лил и один за другим отклеивает пластыри. Они чуть приподнимают кожу и отрываются с тихим шипящим звуком. — Те, кто не работает, не поддерживает жизнь на корабле… идут против тебя.
Док ждет, когда я отведу взгляд от Лил.
— Ее убили ради тебя, — четко, медленно произносит он, как будто желает убедиться, что я понимаю: вина за ее смерть ложится на мои плечи.
Не могу сидеть на месте. Бегать я, допустим, перестала, но у меня не получается думать на криоуровне, напичканном закрытыми дверьми, которые надо мной насмехаются. Мне надо двигаться. Но стоит мне добраться до фойе Больницы, как я оказываюсь в толпе скандалящих пациентов и обозленных медсестер, количество которых, кажется, увеличивается с каждой секундой.
— Он безопасен! — громко объясняет какой-то женщине Кит, ассистентка Дока. — От одного тебе ничего не будет!
— Откуда мне знать? — спрашивает та. Голос ее звучит глухо, будто она плакала.
— Ну, сама посмотри, — говорит Кит раздраженно. — Сейчас же с тобой все нормально, так?
— Вроде бы… но…
Девушка с рычанием поворачивается и отходит прочь, едва не врезавшись по дороге в меня.
— Прости, — говорит она.
— Ничего. Что случилось?
— Да эти проклятые пластыри. Люди беспокоятся, что они их убьют, но при передозировке они бы уже были мертвы. Вот только попробуй им это втолковать.
— Какие пластыри?
Кит вынимает из кармана халата квадратный зеленый пластырь и показывает мне.
— Док разработал их для пациентов с депрессией. Они отлично помогают. Если наклеить один. Вот только началась паника из-за того, что три штуки могут убить.
— Что в них?
— Фидус. — Она отвечает бесстрастно, но все же ждет моей реакции.
Фидус. Я думала, с этим мы разобрались.
Какая-то часть меня сердится. Очень, очень сердится. Я думала, мы со Старшим договорились. Думала, что он обещал. Больше никакого фидуса. С другой стороны, мне не забыть, как разошлась вчера толпа в Городе.
— Мы все умрем! — вдруг начинает голосить та женщина, с которой спорила Кит.
И хватает ее за лацканы халата так крепко, что костяшки белеют.
Кит кладет ладонь ей на запястье, и, к моему изумлению, та послушно отцепляет руки, роняет их по швам и расслабляется.
— Вот, ведь так лучше, правда? — мягко спрашивает Кит.
Женщина не отвечает. И тут я замечаю у нее на ладони бледно-зеленый пластырь.