Это, конечно, не бедность, бедным в Швеции можно стать только по собственному горячему желанию, да и то если умело скрывать это от социальных служб, но уровень много ниже среднестатистического.
Янссон невольно пробормотал:
— Что тут красть?
Валин уже все сфотографировала и сказала, что труп можно забирать на вскрытие.
— Окончательные результаты будут, когда проведу обследование. Одно могу сказать точно: это расчетливое убийство, не спонтанное. Она не попала под руку, не сопротивлялась — ее убили.
— Утешили…
Янссон еще раз обошел комнатку, открывая по пути все шкафы и ящики. Ничего примечательного, хозяин квартиры не слишком раскошелился на обстановку, квартирку, видно, снимали не очень состоятельные студенты или вообще иммигранты. Никаких особых мелочей, присущих уютному женскому дому, что невольно наводило на мысль, что она не намеревалась жить в этой норке долго. Почему?
— За что же тебя убили?..
Янссон привык доверять Агнесс Валин, она крайне редко ошибалась, и когда не могла сказать наверняка, разводила руками:
— Я лучше подожду с выводами.
Если уж вынесла свой вердикт, значит, уверена, а если уверена Агнесс, значит, так и есть. Продолжая осмотр, он машинально отмечал все мелочи, которые привлекли внимание (если честно, их было слишком мало) и зачем‑то пытался вспомнить случаи, когда бы ошиблась Агнесс Валин. Не вспомнил.
Мартин смотрел на Эмму Грюттен и пытался понять, какой та была при жизни. Внешний вид многое может рассказать о человеке, но иногда совершенно не соответствует внутреннему содержанию. Интуиция подсказывала, что за неприметной внешностью в данном случае что‑то скрывается. А интуиции Янссон привык доверять даже больше, чем Агнесс Валин.
Худая, даже жилистая. Так бывает. Есть женщины, у которых на боках откладывается каждый съеденный кусочек шпината и чайная ложка обезжиренного йогурта, а есть те, кто, заедая большую упаковку булочек упаковкой мороженого и запивая кофе с тремя ложками сахара, не страдает даже от кариеса, не говоря уже об ожирении.
Жена Мартина относилась к первым, она без конца сидела на всевозможных диетах, потому что ее мама оставалась в шестьдесят такой же стройной, как в двадцать, а Жанне непременно нужно быть «как мама». Мать самого Мартина морщилась:
— Эти француженки все такие…
Словно она знала всех француженок до единой.
От размышлений о жене, матери и всех француженках сразу Мартина отвлек голос Хантер:
— Меня арестуют?
— Если вы ни в чем не виновны, то бояться нечего. Мы во всем разберемся.
Женщина снова залилась слезами. Янссон порадовался, что у его супруги железные нервы, вот чего‑чего, а слез у своей Жанны он не видел ни разу, она не плакала ни от обиды, ни от отчаяния, ни от боли… И Мартин вовсе не был уверен, что это хорошо, но сейчас он предпочел бы вариант своей Жанны…