— Больному тепло и усиленное питание надо. Молоко, мед, бульон…
Мама с бабкой ловили каждое ее слово и согласно кивали. Зарезали одну из трех уцелевших несушек. Дед, съев несколько ложек бульона, от курятины отказался. Почти вся жесткая несушка досталась сестренкам. Они тоже без конца простывали и нуждались в усиленном питании.
Дед умер в конце декабря, когда под Москвой шло наступление наших войск.
— Ну вот, мама, дождались наконец! Погнали фашистов, — бодро говорил я.
Но после смерти деда сильно простыла младшая сестренка Маша, матери было не до побед. Маленьких детей в поселке умирало много, и мама старательно выхаживала ее. От отца писем не было. Мама пошла работать на почту. Кроме мизерной зарплаты там полагался какой-то паек.
Вечером придет и плачет. Спрашиваю: «Маманя, что с тобой?» Оказалось, столько конвертов «казенных» приходит! Работники почты уже научились распознавать похоронки. А что еще в конверте с печатью может быть? В лучшем случае сообщение, что пропал человек без вести. Хоть какая-то надежда, что вернется!
В столярной мастерской работал я часов по 12 без выходных. Делали ящики для снарядов и гранат, заготовки для военных повозок. Ползарплаты уходило на государственные займы. Нас бабушка от голода спасала. Она еще Первую мировую помнила и все накопленные деньги в июне сорок первого пустила на продукты: крупу, муку, ну и на соль, мыло, спички.
К нам на рынок калмыки баранину и молоко привозили. Бабушка купила по дешевке бараньего жира, который мы все терпеть не могли. Набила две большие стеклянные банки и зимой варила суп, добавляя в него ложку-другую жира. Вот тогда мы этот жир полюбили. Жидкий перловый или пшенный суп казался почти мясным блюдом. О мясе могли только мечтать.
Но все равно мы голодали. Однажды меня и еще двоих рабочих вызвал директор и сказал, что есть заказ на гробы из военного госпиталя. Работать придется сверхурочно, но военные обещали подкармливать нас. Не знаю, что сам имел пронырливый директор, но нашу троицу кормили кашей, засохшими булочками, иногда выдавали сахар.
На этих харчах я немного отъелся, приносил кашу и булочки домой, и даже мама стала чаще улыбаться. Пришли сразу два письма от отца, выздоровела Маша, немцев от Москвы гонят дальше на запад.
Наша уличная компания, которая собиралась теперь гораздо реже, решила, что, судя по сводкам и фотографиям разбитой немецкой техники, фашистов будут уничтожать без остановки. В газетах мелькали названия освобожденных городов, а наш танк Т-34 был непобедим и крушил любые преграды. С таким настроением 17 января 1942 года я получил повестку в военкомат (мама, конечно, плакала), а через двое суток попал в учебный полк в город Камышин, в двухстах километрах от Сталинграда, вверх по Волге.