— Давайте этого… Лиза, пошли.
Медперсонала не хватало. Это в кино показывают, как вокруг операционного стола суетятся человек пять, а у нас в санбате обычно работали парами. Хирург и операционная медсестра. Санитарок в тот период не было, их обязанности исполняли легкораненые.
Консилиумы устраивать и советоваться было не с кем. За соседним столом работал хирург, специализирующийся на ранениях конечностей. Там тоже сплошной поток бойцов и офицеров с простреленными, перебитыми, а то и оторванными руками-ногами. Бесконечные ампутации, чистка глубоких ран. Пули и осколки дробили кости. И все равно умудрялись собирать их и большинство раненых возвращать в строй, хоть и не скоро.
Я себя крепкой девушкой считала. Сколько мы тогда спали? Бывало, по четыре-пять часов. Проваливалась в темноту, едва до койки добиралась. Кормили нас неплохо, но порой и завтрак, и обед пропустишь, когда шли сложные операции. Выпьешь крепкого сладкого чая с куском хлеба — и опять в операционную.
И все же я надломилась. Пошла за чем-то и на ходу упала. Григорий Иванович с коллегой осмотрел меня, покачал головой. Два дня пролежала в койке, приходила в себя, отсыпалась. А затем хирург перевел меня на должность палатной сестры. Объяснил, что обмороки просто так не бывают. И тем более свалилась я не от того, что всяких страшных вещей насмотрелась. К этому я привыкла. А вот сердце не выдержало.
У меня появилась новая работа. Длинная брезентовая палатка с двумя печками, помощник — санитар из легкораненых и тридцать бойцов из числа тех, кого прооперировал Григорий Иванович. Все с ранениями в живот.
Такая категория раненых требует особого ухода. Особенно важен режим. Как правило, все они страдали не только от боли, но и от жажды. Кто знаком с медициной, знает, что тридцать человек, только-только приходящих в себя после тяжелых ран и сложных операций, — это большая нагрузка.
Первые десять дней после операции практически никому не разрешалось пить воду и есть. «Кормила и поила» своих пациентов уколами глюкозы и физраствором внутривенно, вводила обезболивающее, в том числе морфин.
Спрашиваешь меня, просили ли воду, как это часто показывают в фильмах? «Сестрица, ну хоть глоток!» Нет, кому нельзя, не просили. Пойми, ведь Сталинградская битва была такая жестокая. Роты и батальоны целиком погибали. А ребятам повезло, хотя и получили раны в живот (большинство — пулевые). Они словно с того света вернулись и понимали, если выполнять режим не будут, то второй раз чуда не случится. Вода для них означала смерть. Поэтому терпели.