А если убьет двух-трех человек? Это уже готовая брешь — жди прорыва фрицев. Пока находил замену, сам прикрывал «коридор» ручным пулеметом. Кому-то эта хроника августа — сентября 1942 года покажется скучноватой. Просто я хочу рассказать, что значил тогда для фронта и для нас Сталинград. За Волгой земли нет. Может, звучит несколько с пафосом, но так и было на самом деле.
12 сентября стал одним из самых тяжелых дней в моей жизни. В батальоне осталось около 120 человек. Весь день шел бой. Особенно запомнился мне коренастый боец из роты ПТР — Сайдулаев Танибек.
Меткий стрелок, он обращался с громоздким противотанковым ружьем, как с игрушкой. За время боев он подбил пять немецких танков, результат почти немыслимый для бронебойщика. Его ранило в обе ноги, и он приполз ко мне доложить, что противотанковое ружье разбито, а напарник погиб.
Я был поражен и смотрел на него, не находя слов. Передо мной был человек, которого называют героем. Обе ноги его были неестественно вывернуты, все в крови. Его угнетало, что убило помощника, а он, раненый, приполз без ружья и не может встать перед своим командиром. Такого бойца следовало представить к самой высокой награде, но тогда было не до наград. Некогда нам было заниматься этим вопросом. Его отнесли в санбат, ампутировали обе ноги, а затем переправили в госпиталь за Волгу. Хочется верить, что Сайдулаев выжил и вернулся домой.
А в тот день остатки батальона снова отражали танковые атаки. Я насчитал 25 танков. У нас оставались три противотанковых ружья и две «сорокапятки». Ну, еще гранаты и бутылки с горючей смесью. Четыре танка сумели подбить артиллеристы.
Несколько машин начали утюжить окопы, в них полетели бутылки с горючей смесью. Отступать было некуда. Подожгли три танка, остальные отползли. Зато активно наступала пехота, начались рукопашные схватки. Человек пятьдесят фрицев окружили наблюдательный пункт батальона. Мы могли бы пробиться к ротам, но в это время тяжело ранило комиссара батальона Умрихина. Передвигаться самостоятельно он не мог. Я не мог оставить своего боевого товарища и комиссара в беде и решил отстреливаться до конца, рассчитывая на помощь командиров подразделений и на счастливый случай.
Вскоре два автоматных диска опустели. Чтобы не попасть в руки врага живым, я оставил два патрона в пистолете — для себя и Умрихина. Вдруг рядом раздался оглушительный взрыв. Перед глазами пошли круги, все затуманилось. Я пришел в сознание уже в санроте. Комиссар Василий Леонтьевич Умрихин был убит. Позже я узнал, что из двух тысяч личного состава полка уцелело всего 270 человек.