О! Личное дело заключённого — это документ исключительной важности! Он сопровождает человека на всех этапах его тюремной жизни. Вот где собирается, записывается и содержится вся его подноготная! На личных делах и отметки всякие ставятся — разноцветные полоски, значки и крючочки. Опытному вертухаю и этих отметок достаточно, можно и дело не открывать, а если открыть, то чего только не вычитаешь о человеке.
Вот, пожалуйста, подробнейше указаны физические параметры: рост, возраст, особые приметы. Перечисляются и болезни, и привычки и наклонности. Подшиваются в дело и доносы стукачей, и отчёты начальника отряда, и докладные сотрудников оперативной части и много чего другого. Из этих донесений, что фиксировали каждый неосторожный шаг, каждое неосторожное слово и складывалась тюремная биография человека.
А уж как старательно, как подробно заполнялись страницы дела нашего арестанта! Так, из особенностей личности отмечено: брезглив, любит сладкое и привередлив в еде, получает бесчисленные посылки с книгами и всё что-то пишет, ну, и так далее, и так далее. Но вот психологический портрет сотрудникам приходилось лепить по собственному разумению. Так, отметили скрытность и поясняли: близко к себе никого не допускает. А где скрытность, там и лживость, так ведь? Это утверждение подкреплялось примером: отказался отвечать на вопрос, кому принадлежит телефон, найденный при обыске в общежитии отряда. С особым удовольствием отмечалась несдержанность: может нецензурно выражаться. И одно такое ругательство старательно, без отточий было там же для примера выписано.
Но генерала Туркова такие подробности не интересовали, для вида пошевелив листы, он бросил папку рядом с собой на сиденье. И стал с серьёзным лицом наблюдать, как майор что-то писал в путевом журнале, его по ходу этапа должен заполнять начальник конвоя. Всех занимали формальности, о заключённом будто забыли, вот и не обратили внимания, а тот стал самовольничать — сдвинул тесную шапочку на макушку. Он, осознав, что перешёл в руки отнюдь не прокурорского десанта из Москвы, встревожился. Значит, везут не на пересмотр дела. А куда? Что случилось за эти дни? И ведь не спросишь, а спросишь — не ответят. Но открытая неприязнь явлена столь явственно, будто он не человек вовсе, а так, ветошь. И это не преувеличение — ветошью в колонии называют зэковскую одежду. Так везут только на расправу… Стоп! Не накручивай! Что-что, а за все эти годы обращение с ним не выходило за определённые рамки. Нет, разумеется, его, как и каждого зэка, давили. Для этого и стараться особенно не надо, когда есть такие правила содержания, и все силы уходят на то, чтобы существовать по предписанным нормам. Сегодня просто действуют грубее, чем обычно, и не более. Не более.