В этот момент над самым его ухом прозвучал голос Ибрагимова:
— Еще в тысяча девятьсот двадцать восьмом году не было ни одной части человеческого организма, которую не заставляли бы жить вне тела, изолированно и в искусственной среде. Но важно не это. Важно то, что всего сто лет с небольшим назад французский ученый Руссо считал знаменательным факт сокращения предсердий у трупа казненной женщины через сутки после ее смерти. Руссо записал виденный им случай, как нечто из ряда вон выходящее. В наши дни общеизвестна истина, что многие органы еще продолжают жить после смерти их обладателя.
— Вы допускаете возможность бессмертия? — спросил геолог.
— Наука уже накануне победы над смертью, — твердо сказал Ибрагимов и подошел к угловому столу. Под большим матовым колпаком скрывалась одна из его работ. Глядя поверх собеседника, Ибрагимов продолжал:
— Не знаю, факт или вымысел; расскажу вам сейчас. Не помню даже, читал ли об этом или кто-то шутя мне рассказывал. Но с самого детства помню этот рассказ.
Событие произошло будто бы во времена Великой французской революции. Два ученых были приговорены к смертной казни. Когда, закованные в кандалы, сидели они в темнице, то сговорились, чтобы тот из них, который подвергнется гильотинированию позднее, попытался установить, продолжает ли отделенная от туловища голова чувствовать, сознавать?.. Согласно условию, казненный должен был трижды открыть глаза. Ученые упросили тюремщиков казнить их вместе. Утром оба предстали пред гильотиной. Перед самой казнью они подтвердили условие. Когда обезглавленный труп первого рухнул в агонии на эшафот, второй поспешно схватил окровавленную голову товарища. Искаженное муками лицо не обнаруживало признаков жизни. Ученый склонился к уху.
— Слышишь ли ты меня? — громко спросил он.
Голова казалась безжизненной.
— Слышишь ли ты меня? — повторил ученый.
И вдруг лицо ожило. Сомкнувшиеся веки с усилием медленно разъединились и открыли мутнеющие зрачки.
— Слышишь ли ты меня? — вырвалось вновь у спрашивающего.
Опять на мгновение разомкнулись веки. Затем медленно-медленно узенькой полосой блеснули зрачки в третий раз. Увлажненные слезой ресницы замерли. Тусклая пленка покрыла глаза. Мышцы лица передернулись и застыли. Голова умерла.
— Это, может быть, легенда, — задумчиво продолжал Ибрагимов. — А вот ассистент ленинградского профессора Ор-бели Геницинский в тысяча девятьсот двадцать седьмом, кажется, году произвел над кошачьей головой знаменательнейшие опыты. Он отделил от туловища голову кошки и в течение нескольких часов под ряд подвергал ее действию всевозможных искусственных растворов. Изолированная голова моргала, щетинилась, если на нее пускали струю табачного дыма, облизывалась, когда к губам ее прикасались кислотными веществами.