— Теперь ты понимаешь, почему королева никогда не сможет тебе доверять, какой бы преданной фрейлиной ты ни была? — спрашивает Елизавета. — То же самое относится и ко мне.
— Но если она сама выйдет замуж и родит сына? — возражаю я, цепляясь за последнюю надежду.
— Тогда положение может измениться. Однако есть люди, которые с радостью примут участие в заговоре против королевы-католички, в особенности если она выйдет замуж за Филиппа Испанского. Я сама, конечно, ни за что этого не сделаю. И у Марии много верных сторонников. Однако у меня есть все основания опасаться, что если ее величество все же решится на этот брак, то она потеряет любовь многих своих подданных.
— Ваша милость, позвольте спросить: а почему вы говорите мне все это?
Брови Елизаветы резко взлетают вверх.
— Разве это не очевидно? Нас связывают общие узы — узы крови и еще многое другое.
Моя собеседница не вдается в подробности, и я подозреваю, что она имеет в виду религию. Но Елизавета слишком умна, чтобы говорить об этом в открытую. Она каждый день вынуждена делать вид, что всей душой готова принять католичество, и ведет опасную игру. Многие сомневаются в ее искренности, но Елизавета ничем не выдает себя; она должна убедить королеву, что ее обращение искреннее, но в то же время оставить протестантам искру надежды на то, что она перешла в католичество против воли.
Неужели эта женщина пытается заручиться моей поддержкой?
— Я — покорная слуга вашей милости, — отвечаю я, не зная, что еще сказать. Я понимаю, что мне не по плечу тягаться с ней.
— Если ты услышишь какие-то разговоры обо мне, прошу тебя передать мне, — беспечно говорит она.
По-моему, Елизавета считает, что теперь я искренне буду с ней заодно: ведь две наследницы-протестантки, объединенные общим делом, должны поддерживать друг друга. Может, я и ягненок среди волков, но все-таки не настолько наивна, чтобы не понять: она обманом хочет сделать из меня свою шпионку в покоях королевы.
Но я не смею ответить Елизавете прямым отказом, поскольку чувствую, что она может оказаться грозным врагом.
— Благодарю вашу милость за доброту, — говорю я. — А теперь прошу меня извинить, я должна помочь ее величеству одеться к вечеру.
Я делаю реверанс, беру свою корзинку и спешу прочь, Артур и Гвиневра с тявканьем бегут следом. Я оставляю Елизавету сидеть на скамье с непроницаемым выражением лица. Она будет очень разочарована, когда увидит, что я, не таясь, хожу на мессу каждое воскресенье, и поймет, что я не собираюсь распространяться о том, что творится в королевских покоях.