— Написанном на цветном бланке? — спрашиваю я.
— Ничего об этом не сказала.
— А она упоминала что-нибудь о PNG и о взятке? Об уничижительных комментариях в мой адрес?
— В такие детали Дуглас не вдавалась.
— Это те фрагменты, которые я смогла разобрать на листке в камере Кэтлин. Мне они показались саркастическими, и это понятно, если учесть, что Кэтлин думала, будто марки и почтовую бумагу прислала ей я. Прислала какую-то завалявшуюся дешевку, — задумчиво говорю я, вспоминая язвительный комментарий Кэтлин о людях, посылающих заключенным всякий хлам, старую одежду и продукты с истекшим сроком годности — в общем все, что им самим больше не нужно. — Что я пытаюсь умаслить ее или даже подкупить такими скаредными подачками. Только все это было не от меня. Поддельное письмо, вероятно приложенное к этим вещам, было отправлено по почте из Саванны 26 июня. То есть у Кэтлин было достаточно времени, чтобы отослать Доне листок с этими марками.
— Похоже, так и было, но Дуглас никакими подробностями не поделилась, и на тебя она, кстати, не ссылалась, — отвечает Бентон. — Хотя я, конечно, дал понять, что и поддельные документы, и вся кампания, направленная на то, чтобы бросить тень на тебя, не выдерживают никакой критики.
— Это просто несчастный случай, — решаю я. — Заключенная в тюрьму мать посылает почтовые марки своей дочери, тоже заключенной, с надеждой на переписку, при этом понятия не имеет о том, что в клей на обратной стороне марок добавлен яд. Кэтлин была слишком эгоистична, чтобы посылать хорошие марки.
— Что значит «хорошие»? — хмурится Марино.
— У нее в камере были марки подороже, по сорок четыре цента, но ими она делиться не пожелала. Рассталась только с теми, которые никому не нужны. С теми, которые, как она думала, были от PNG. То есть от меня.
— Вот к чему приводит жадность. Она отказывается от дочери, а тридцать два года спустя награждает ее ботулизмом, — говорит Марино.
Бентон выворачивает в корзину слипшуюся пасту, и она падает тяжелым комком.
— Очень жаль, — говорит мой муж, уже доказавший всем свою кулинарную несостоятельность. — Ополоснуть салат горячей водой было тоже не самой лучшей идеей.
— Надо было прокипятить хотя бы минут десять, чтобы разрушить ботулотоксин, который весьма устойчив к теплу, — говорю я ему.
— Только зря испортил салат, — усмехается Марино.
— Если Дона не была запланированной жертвой, это уже кое-что нам дает, — говорит Бентон.
— Кэтлин отравилась не марками. По-видимому, она даже не прикасалась к ним, и это тоже дает нам кое-что, — замечает Марино, когда мы возвращаемся к обеденному столу.