Патологи — и определенно я сама — больше сосредоточены на причинах, нежели на следствиях. Меня не столько интересуют запекшаяся кровь и разбросанные повсюду куски плоти, сколько угол входного отверстия, указывающий на то, что курок могла спустить и не жертва; я думаю прежде всего не столько о симптомах драмы, сколько о вызванных ею страданиях. Мой метод заключается в том, чтобы выявить заболевание, отодвинуть все, что отвлекает, и резать, если потребуется, до самой кости или же, как в случае с Джорданами, постараться как можно лучше воспроизвести картину преступления. Я намерена изучить все фотографии и все улики так, как будто до меня их никто не исследовал. Может быть, я даже нанесу визит в бывший дом Джорданов, если я пойму, что там сохранилось нечто важное и заслуживающее внимания.
— Те же отчеты, которые ты просматривала вчера, — говорит Колин, когда мы вместе идем по пустынному коридору со свисающими с потолка летучими мышами и костями. — Ничего нового. Нож, обнаруженный на кухне. Одежда и еще кое-какие вещи, которые я собрал на месте преступления и отправил сюда вместе с телами. Все они были представлены в качестве улик на суде, но прокурор посчитал, что они не имеют никакого значения. С тобой в комнате останется Мэнди. Хорошо, что она согласилась приехать, а то ведь платить за сверхурочные уже нечем. Все остальное как раньше. Я буду у себя в кабинете. Ты ведь предпочитаешь смотреть сама и не прислушиваться к чужому мнению. Разбирайся с уликами, анализируй и, я уверен, придешь к тем же выводам, но я дышать тебе в затылок не буду.
В конференц-зале Мэнди OPТул, облачившись в халат и надев перчатки, раскладывает на столе, покрытом белой кровенепроницаемой бумагой, две детские пижамы; папки с документами, которые я просматривала вчера, убраны и лежат на стуле.
— Это детские вещи… так тяжело… — дрогнувшим голосом произносит она, а я уже узнаю большую часть того, что видела на фотографиях.
На белой плотной бумаге аккуратно разложены две детские пижамы, на одной — Губка Боб, на другой — сложная композиция из шлемов и щитков футбольной команды «Джорджиа Булдогс». Трусы-боксеры и футболка — вот в чем, должно быть, спал Кларенс Джордан в свою последнюю ночь, когда был заколот в постели. А длинная голубая ночная рубашка с кружевами, очевидно, принадлежала его жене. Вся одежда в темно-коричневых пятнах запекшейся крови и мелких разрезах и проколах, нанесенных неким колющим орудием. Многочисленные дырочки там, где для анализа ДНК брали кусочки ткани.
Я беру из коробки перчатки, надеваю их и собираю ярлычки, которыми улики помечали на суде. Нож: я рассматриваю его внимательно, не вынимая из пакета. Лезвие приблизительно шесть дюймов в длину, рукоятка деревянная, испачкана запекшейся кровью. Несколько белых, слегка размытых неполных и один совершенно четкий отпечаток пальца остались на гладкой стали и лакированном дереве рукоятки. Возможно, убийца и держал этот нож в руках, но только лишь для того, чтобы приготовить себе бутерброд на кухне.