Взглянула на будильник. 3.06.
Объяснение могло быть только одно. Или, точнее, два. Первое: вежливый насильник. Второе: рекламный агент.
ДЗЫ-ЫНЬ.
Кларисса вздохнула, поднялась с постели и завернулась в кашемировый халат от Фретте — непомерно дорогое удовольствие, но вполне заслуженное.
Через гостиную она прошла к входной двери, по пути проверив в зеркале нос-волосы-зубы.
— Кларисса! — заорал кто-то снаружи.
Кларисса довольно улыбнулась. Приятно, что кому-то она настолько небезразлична, что ее имя выкрикивают во весь голос.
Она посмотрела в глазок.
Никого.
Подумала, посмотрела опять.
По-прежнему никого.
Прислушалась.
Хрип и сопение. Кто-то мастурбирует у нее на крыльце?! А убирать кому — самой? Или садовник в кои-то веки, как положено, явится во вторник? А может, это ее отца хватил удар, когда он решил слезно попрощаться с единственной дочерью?
Кларисса прикинула, не вернуться ли в постель, чтобы дождаться более приличного времени, а уж затем проверить, в чем дело.
Но любопытство пересилило.
Приоткрыв дверь (не снимая цепочки), она высунула нос в щелку. По возможности огляделась. На пороге обнаружилась груда, пахнущая европейским мужским одеколоном. Что бы там ни было, вид у груды был скорее спящий, чем угрожающий.
Кларисса ткнула пришельца носком изящной туфельки. Груда застонала, причем умудрилась застонать с акцентом.
— Саймон! — воскликнула Кларисса. — А ну поднимайся!
Саймон посмотрел на нее — обиженный, беспомощный, но все равно стильный.
— Мне дурно, — сообщил он.
— Не вздумай блевать у меня перед дверью, — предупредила Кларисса. — Что ты тут устроил, черт тебя подери? Я спала!
Она нагнулась, чтобы помочь Саймону встать, и сама чуть не упала, поскольку у ее домашних туфель были трехдюймовые каблуки. Да и любовью к физическим усилиям Кларисса никогда не отличалась.
— Мне дурно от любви, — уточнил он, не сводя с нее глаз.
Кларисса встретилась с ним взглядом и улыбнулась:
— Тогда заходи.
Несколькими пинтами горячего кофе позднее Саймон пришел в себя настолько, чтобы поддерживать разговор, не проваливаясь в сон каждые тридцать секунд.
— Извини, — сказал он, проснувшись во второй раз, — я просто… увидел тебя с этим… Ты всерьез, Кларисса?
— Саймон, мы с Аароном собираемся пожениться, — самодовольно напомнила она.
Ничто человеческое Клариссе не было чуждо.
— Опомнись. Он же носит сапоги. Ковбойские сапоги.
В устах Саймона обвинение в убийстве прозвучало бы не так сильно.
— Это поправимо. Он не совсем пропащий, Саймон. Иными словами, он — не ты.
— Он — и не ты тоже, Кларисса. Он ведь провинциальный ковбой. Тебе это не идет.