У него слезы выступали на глаза, когда он думал, как же верен он жене, от чего только не отказывался ради нее. Годами сидел он молча за столиком или у бара и слушал, как холостяки или безответственные мужья разглагольствуют о своих победах, словно о героических деяниях, а уж чего-чего только не мог бы порассказать он сам! Но нет, он молчал, самое большее изредка вставлял замечание, добавлял ту или иную деталь, вносил крошечную поправочку, дабы доказать господам холостякам и безответственным мужьям, что и молчальник муж порой тоже имеет кое-что сказать. Но он ограничивался намеками. Так верен он был Ильзе. И ради этой верности жертвовал очень и очень многим. Ведь какой толк от всех его многочисленных приключений, если он ни единому человеку о них поведать не смел?
Частенько случалось, что показать себя героем с женщиной стоило немалых усилий, и вознаграждены они были бы, если б его деяния, осиянные славой, можно было снова и снова возрождать, рассказывая в ночном баре «Себастьян», где он был постоянным посетителем и даже «ключедержателем» (дело в том, что в «Себастьян» войти могли лишь те, у кого был собственный ключ, это был бар для избранных в полном смысле слова, а ключедержатели создали едва ли не орден), да, если бы он мог начать так: ну вот, друзья… и стал бы рассказывать смолкшим из почтения и изумления собутыльникам: ну вот, в Гамбурге, а может, в Штутгарте, я уж не помню где, беседовал я с одной дамой и предложил ей затем более близкое знакомство, и что же, угадайте-ка, она отвечает мне: сударь, я замужем! Ну а я ей, и глазом не моргнув: но это же превосходно, мадам, а я женат! Что после этого светофор зажег зеленый глаз, думаю, говорить вам не надо. Ведь вообще-то каждую женщину можно получить, если ты действительно на это нацелился, ну как есть каждую. Да-да, иной раз у тебя самого охоты нет, тогда ты бьешь отбой добровольно, но если у тебя есть охота, то ни одна от тебя не уйдет! Да-да, я вовсе не собираюсь намекать на кого-то, я сужу исключительно на основании собственного, очень личного опыта, быть может, его нельзя передать, вполне возможно, об этом трудно судить. Да, вот что я еще хотел бы добавить, чтобы вы не считали меня туповатым оптимистом (как и большинство оптимистов, адвокат Альвин тоже стыдился быть таковым), я знаю, что любовь не такая уж развеселая процедура, где тебя ждет успех за успехом. Будь у меня меньший опыт, чем, слава Богу или к сожалению, есть на самом деле, — сам не знаю, как лучше сказать, — я бы не знал, что каждое новое похождение — это погоня за неосуществимой мечтой и с самого начала несет в себе зародыш разочарования. Скажу вам одно, друзья (тут адвокат Альвин еще раз внимательно обвел бы взглядом своих собутыльников, желая в известной мере удостовериться, что все сидящие здесь достойны узнать самую суть его жизненного опыта): женщина, которую мы любим, всего лишь извечный эрзац той, которой у нас еще нет, или… (Альвин понизил бы голос и дважды глотнул) или в жизни не будет…