— «Час испытания пробил» — такова тема моего доклада.
И он опять выждал, пока не воцарится тишина, но пауза была не слишком долгой. Теперь суровые слова хлестали вконец оцепеневших слушателей. Слова, что, точно порывы урагана, увлекают за собой каменные глыбы. Слушатели почитали себя счастливчиками, им повезло, слова эти нацелены были не на них, а на врагов его партии.
Я с удовлетворением констатировал, что шеф, когда вызвал меня к себе в кабинет, все-таки тренировался на мне. Но видимо, он тренировался еще и ночи напролет — все его движения и жесты, которые он всякий раз проделывал передо мной, сейчас, в зале, отличались артистическим совершенством. Все боеспособные части его тела функционировали на диво слаженно. У слушателей складывалось впечатление, что человек этот способен глубоко страдать, наблюдая мрачные явления нашего времени. Когда он говорил о «нашем тяжком времени», плечи его так жалостно опадали, что хотелось вскочить и поддержать его. Но когда он затем — а делал он это после каждого отрицательного тезиса — пускал в ход утешения, тогда легкие его наполнялись воздухом, грудь раздувалась, так что слушатели опасались за жилетку, утешение, утешение исходило от всей его фигуры, надежда положительно приподнимала его над землей, и не держись он — тем самым целиком и полностью признавая себя поборником земных дел, — не держись он за деревянные борта трибуны, так, может, и упорхнул бы от нас в заоблачные дали. Вскорости он уже наголову разбил всех врагов своею речью и в то же время неопровержимо показал, что о нашем благе в силах позаботиться только его партия. Видимо, те присутствующие, кто еще не вступил в его партию, жестоко укоряли себя в эту минуту. И я тоже. Но мы еще не знали финала. Он начался с того, что оратор призвал нас «внутренне вооружиться»! Ныне — и выражение его лица стало устрашающим — повсюду идет «жесточайшая борьба». Я так был увлечен, что не понял в эту минуту, кто и с кем ведет «жесточайшую борьбу», я и впоследствии, размышляя над этим выражением, не сумел постичь его истинного смысла, но, что при этом имелось в виду и оружие, кажется мне фактом несомненным. В этом предположении меня утверждает та фраза заключительной части, которую я запомнил слово в слово: «Безжалостная борьба с помощью духовного оружия, вдохновляемая всемогуществом любви, принесет победу нашим знаменам». У меня, когда я услышал эту фразу, началось сердцебиение. Заключительные слова речи мой шеф выпаливал в нас, воздев руки к небу. Они поднимались все выше и выше, и непонятно было, почему это он стал такого огромного роста (теперь, задним числом, я предполагаю, что до того он медленно и незаметно сжимался), и вместе с ним вознеслась куда-то вверх, к каким-то недостижимым вершинам (слишком скромное обозначение для подобной высоты), его речь, после чего руки его бессильно упали и настала великая тишина.