Выходит, оставалась одна-единственная возможность сделать что-то для Сесили, одна-единственная возможность покончить с мученьями и половинчатостью, и это — себе он говорил о том уже не впервые, но Сесили сказал впервые — смерть Бирги.
— Я тоже об этом думала, — спокойно ответила Сесиль.
Конечно же, она не думала о насилии, но в затянувшейся мучительной ситуации и ей такой выход представлялся единственным, выход сверхъестественный, о котором можно лишь думать, причем строго контролируя свои мысли жесткой волей, дабы они и на долю секунды не переросли в алчное, подрывающее собственное достоинство желание.
Услышав, как Сесиль спокойно говорит: «Я тоже об этом думала», Бенрат на мгновение растерялся, не зная, считать ли признание Сесили вмешательством в его жизнь, которого он даже ей не мог разрешить, или понимать это признание как доказательство фатальности ее влечения к нему. Еще прежде чем он все осмыслил, он уже согласился со вторым предположением. Признание Сесили бурей налетело на него и еще глубже увлекло в пучину создавшейся ситуации, ставшей для них словно бы тюрьмой, из которой не было выхода; как не было в ней и достаточно воздуха, чтобы дышать им всю жизнь.
Сесиль еще лежала, пока он одевался и опять произносил речи. Он вновь осыпал ее жалкими предложениями, обещал свою защиту, свою заботу, торжественно заверял, что женат на ней, что его брак — брак фиктивный… Но Сесиль, надо полагать, и не слушала его вовсе. Да и зачем! Все, что он сейчас изрекал, было пустословием, порожденным его нечистой совестью. Фиктивный брак! Такого не бывает. Они оба прекрасно это знали. Мужчина женат на той женщине, с которой он проводит большую часть времени. Счастлив он в браке или нет, любят они друг друга или ненавидят — все это не очень много значит. Счастье и любовь — слова легкомысленные, расхожий товар чувства, слабые смехотворные попытки защититься от той действительности, что исчисляется секундами, не подлежит отмене и ведет к неотвратимому концу. Силу имеет только время, только те двадцать четыре часа ежедневно, за которые мужчина и женщина успевают как бы слиться в единое целое. Все остальное — пустая забава. Сесиль, видимо, очень хорошо знала, что ее жизнь до тех пор обречена быть забавой, пока Бенрат приходит к ней на час-другой, а на все остальное время покидает ее.
Бенрат замолчал. Ему нужно уходить. Бирга уже ждет. Если он сейчас придет домой, ему не придется давать длинные объяснения. С каждой минутой, однако, ему будет все труднее. Он сделал беспомощное движение рукой. Сесиль улыбнулась и сказала: