Перед вылетом Росс, против обыкновения, волновался, пролистывал руководство по сотому разу, терзал себя вопросами: «А если…» Непонятно почему, но возникло у него чувство, что рейс на самом деле экзамен, после которого его поздравят с зачислением в штат или, наоборот – вызовут на ковёр и с постной миной предложат работу в службе обеспечения. «Отклонения не допускаются… – долдонил он, водя пальцем по строкам регламента. – Перед выполнением манёвра необходимо убедиться, что рукояти распределения тяги установлены в предписанное предиктором-штурманом положение… Голосовая фиксация обязательна…» Странная штука получалась: все переданные штурманом команды капитан должен был проговаривать вслух. «Как попугай», – Джошуа поморщился, но решил не артачиться и принять очередную странность заодно с попугайским скафандром, морской терминологией и манерой именовать космический корабль клипером.
Шестое чувство не подвело Джошуа – после рапорта инспектора в центр управления об окончании перелёта с отклонением от программы в пределах нормы старший диспетчер поздравил его с назначением на должность и впервые назвал в эфире капитаном, а не пилотом. Капитан Росс к поздравлениям отнёсся равнодушно – радость омрачило мелкое происшествие, случившееся в рейсе. На возвратной траектории, устанавливая ручку тяги в предложенное штурманом-автоматом положение, Росс услышал:
– А что будет, если вы ошибётесь на одно деление шкалы?
Инспектор, сидевший в штурманском кресле позади капитана, успел надоесть Джошуа до крайности. Нудил, давал идиотские вводные, травил тошнотворные анекдоты, как будто специально добиваясь ошибки испытуемого.
– Я никогда не ошибаюсь, – сказал, не поворачивая головы, Джошуа.
– А вы попробуйте. Поставьте позиционер распределителя на два-девять-семь-три вместо один-десять-восемь-два.
– Сорву стыковку. Придётся сделать ещё один заход.
– Это приказ.
Джошуа смолчал – приказ есть приказ, движки распределителя поставлены были два-девять-семь-три.
– Внимание, начинаю торможение перед стыковкой. Двукратная десять секунд, – машинально проговорил Росс и включил двигатель.
Проследил за таймером, зафиксировал отключение; затем, поджав губы, глянул на курсовую метку. Готовился разворачивать оглобли, ведь ясно же было: стыковка летит к чёрту, – но курсовая метка угодила точно в зелёный квадрат указателя цели. Джошуа мельком глянул на позиционер и едва удержался от ругательства.
Вгляделся – так и есть. Рукояти стоят один-десять-восемь-два. Мистика.
Сидеть с отвисшей челюстью некогда было, Джошуа провёл стыковку, выслушал похвальный отзыв, выплыл из кресла и последовал за инспектором на борт орбитальной станции. Принял поздравления сначала от ребят из обслуги, потом от диспетчера, но радости не испытал. Было уже такое с Джошем: лет пяти от роду, в Луна-парке на Кони-Айленд, он дёрнул на себя джойстик лунного модуля, хотел заложить петлю перед прилунением. И ничего из этого не вышло. Модуль как ни в чём не бывало опустился и мягко стал на все четыре лапы. «Враньё!» – негодовал пятилетний Джош, разгуливая по «лунной поверхности». Сорокапятилетний капитан Джошуа Росс не позволил себе усомниться даже мысленно, но потребовалось время, чтобы растворился неприятный осадок от происшествия. Капитан Росс решил впредь не отклоняться от указаний электронного штурмана, потому что не желал снова ощутить себя ряженым в мундир капитана шутом, дрессированным говорящим попугайчиком.