— Какой еще тип? — настороженно спросил я. Если это окажется подарочек от «кровавого дона»…
— Какой-то негритянский шаман, — успокоил меня тролль. — Похож на сушеную макаку, а перьями обвешан так, что хватило бы на дюжину вееров. Ему понравился мой обед, и он спросил… ну а я подумал…
— Лучше бы ты не пытался думать, Фредди, — вздохнул я. — Сегодня для этого был явно не подходящий день.
— И что теперь делать? — сумрачно осведомился тролль.
— По крайней мере не оставлять их там, где они сейчас, — твердо сказал я.
— Я могу положить их в подвале и присыпать землей, — предложил Фредди.
— Буду признателен, — фыркнул я. — Ну а я пока схожу на кладбище.
— Зачем? — удивился тролль.
— Ну как же, — пояснил я. — Надо же знать, как зовут моих новых приятелей.
* * *
Как и положено уважающему себя Бут-Хиллу,[3] наше царство покоя и тишины имеет запирающиеся на ночь ворота.
А сверху еще и деревянную арку, украшенную соответствующей латинской надписью — правда, я так и не запомнил, какой именно.
Другой вопрос, что наличие ворот говорило лишь об оптимизме жителей городка — или о каких-нибудь других свойственных их мышлению особенностях, потому что ограда вокруг кладбища отсутствовала.
На войне мне доводилось видеть кладбища раз в двадцать больше этого — бесконечные ряды могил, вырытые парнями в серой форме с серыми лицами, от которых несло так же, как от парочки в подвале Фредди. Наше командование не видело ничего зазорного в том, чтобы мертвые мятежники сами обустроили себе места для последнего упокоения, а заодно оказали ту же услугу федеральным покойникам.
Много времени на поиски не понадобилось — чертов шаман даже не озаботился прибрать за собой. Обе могилы так и остались развороченными, кресты — поваленными, в изголовье могилы слева так и остался торчать огарок черной восковой свечи. Удивительная самонадеянность — подобные штучки могли бы сойти с рук где-нибудь на Гаити, но никак не в Пограничье.
Я полез было за спичками, и в этот момент из-за туч выглянула луна. Почти круглая — до полнолуния осталось два дня, и ее света вполне хватило на то, чтобы прочитать коряво выжженную на поперечине креста надпись: «Хосе Игнасио, прозванный Пауком».
Логично. Хосе Игнасио на свете много, а вот типа по прозвищу Паук в Пограничье знают хорошо. То есть знали. Рядом же, надо полагать, лежал его единоутробный братец — их вздернули вместе, за три дня до моего возвращения в город. Должно быть, двум кабальеро[4] большой дороги было чертовски обидно сводить знакомство с «пеньковой тетушкой», будучи пойманными на банальном конокрадстве.