В исполнении завещания покойного императора дядюшка преуспел – он оказался воистину выдающимся политиком. Однако в душе он по-прежнему, невзирая на прожитые пятьдесят с лишним лет, оставался все тем же рыцарем-крестоносцем, который некогда отвоевывал Гроб Господень. Вот и сейчас он предавался отнюдь не государственным или церковным делам, а обучал своих рыцарей каким-то хитрым боевым приемам.
Через арку распахнутых настежь ворот было видно, что на заросшей травой площадке между внешней стеной и нереально высокой, устремляющейся к небу всеми своими восемью ярусами башне донжона рубятся на мечах конные латники.
При появлении Карла один из рыцарей, внешне ничем не отличимый от остальных, кроме большого роста и под стать всаднику огромного вороного коня, властно махнул рукой и вложил в ножны полуторный меч. Учебная схватка немедленно прекратилась, и десяток рыцарей, развернув коней, поскакали в сторону коновязи, где их ожидали слуги и оруженосцы. Высокий рыцарь направил коня прямо на Карла, едва ли не до смерти напугав несчастного мула, и остановился в двух шагах от священника. С легкостью, внушающей трепет, с учетом того, что на всаднике было надето никак не меньше двадцати фунтов железа, рыцарь спрыгнул на землю и без сторонней помощи снял с головы топхельм размерами с колодезное ведро.
Архиепископ Зигфрид – двухсаженный германец с белыми волосами до плеч и сапфирово-пронзительными глазами – не глядя бросил повод мигом подскочившему конюху и позволил оруженосцам избавить себя от перевязи с мечом, панциря и наплечников. С кряхтением (годы все же берут свое) фон Алленштайн стянул кольчугу и остался в плотной холщовой рубахе с большими пятнами пота. Слуга подал архиепископу ярко-красный кушак и накинул на плечи расшитое золотом сюрко, после чего грозный родственник наконец удостоил вниманием скромного посетителя.
– Быстро же ты добрался, Карл! – сказал он, придирчиво, от макушки до пят, оглядывая молодого священника. – Я тебя раньше ужина и не ждал.
– Ваше время слишком ценно, святой отец! – отвечал Карл, в голосе которого звучало уважение, но без тени подобострастия. – И если вы прислали за мной курьера, значит, дело не терпит…
– Да уж, в Парижском университете учат на совесть, – с удовлетворением в голосе произнес архиепископ. – И к счастью, не только теологии и юриспруденции, но и умению отличать важное от второстепенного. Не зря, бог видит, я отдал такие деньги за четыре года твоего обучения.
– Я ваш должник и вечный слуга! – сказал священник. – И готов выполнить любой ваш приказ.