Фон Алленштайн принял его перед самым отъездом. От Дитриха он уже знал о провале миссии, а потому обрушивать на племянника гнев не стал. Тем более что Карл, лихорадочно размышлявший всю дорогу от монастыря доминиканцев до архиепископского замка, тут же представил ему свой план.
– Широко мыслишь, вьюнош! – похвалил священника Зигфрид. – Если Бернар, доставленный в Фожерен, прямо на суде откажется от своих показаний, то Годэ, как ни крути, сядет в лужу. Придется ему не солоно хлебавши из Лангедока катить. А пока папа и его прихвостни вновь соберутся с силами и найдут еще один подходящий повод, юный Фридрих прибудет в Германию во главе сильного войска, и я со спокойной совестью смогу уйти на покой, посвятив остаток жизни рыцарским турнирам и веселым пирушк… то есть, что я говорю? В смысле, полностью отдав себя служению Господу и матери наше Святой Равноапостольной церкви… А Бернару этому так и передай. Что архиепископ Майнцский своим честным словом обещает. Если он все сделает как положено, то получит от меня доходный фьеф неподалеку от Нюрнберга, пять тысяч серебряных марок и полную защиту от любого преследования. Если захочет, то и имя ему поменяем… А чтобы оградить вас от любых неприятностей, за вами последует Дитрих со своими людьми. После того как ему пришлось уступить савойцам, капитан готов по трупам пойти, но вернуть вас обратно в целости и сохранности. Только вот нужен человечек, который бы связь между вами держал. Есть у тебя такой?
– Как не быть, дядя, – радостно кивнул Карл. – Зигмунд, мой секретарь. Он обязан мне всем, и ради того, чтобы мне угодить, радостно в петлю полезет.
– Кстати, – сказал на прощание фон Алленштайн. – Перстенек-то свой ты лучше сними и спрячь. Не по чину столь дорогая игрушка скромному приходскому кюре. Нашу с тобой родственную связь лучше пока особо никому не показывать, а ты перстенек этот, как я погляжу, денно и нощно носишь…
Карл тронул перстень на своем безымянном пальце и окинул взглядом отряд.
«Обязанный» Зигмунд, за неимением собственной конной или хотя бы ослиной тяги, трясся со слугами на телеге, и уже на подъезде к Марселю представлял собой зрелище жалкое. Даже запертый в клетку Бернар выглядел на его фоне бравым орлом. Встретившись взглядом с Карлом, Монтрезор нахмурился и чуть заметно кивнул, мол, знаю, помню. Не робей, молодой начальник, все сделаем в лучшем виде.
«Вербовка», которую Карл долго не решался начать, состоялась только позавчера в Марселе, и прошла на удивление лихо. Внимательно выслушав священника, пришедшего ближе к ночи под видом желания исповедать свидетеля, «свидетель» тут же увидел неплохой шанс и, немного поторговавшись, согласился на все.