Он отвел взгляд и хотел было направиться к воротам, но я пригласил его в дом. У меня есть виски, сказал я, пропусти стаканчик, прежде чем уйти. Мое приглашение удивило и смутило его, однако он все же положил велосипед на землю. Сделал это очень аккуратно, после чего нерешительно, даже боязливо последовал за мной на веранду. Садись, сказал я. Он поблагодарил кивком головы. Сняв куртку, слегка приподнял ее, чтобы повесить на спинку стула, и в тот момент на пол упала какая-то бумажка, но Теонест этого не заметил и сел. Я налил виски в стаканы и спросил, знает ли он, куда намерена податься Агата — на восток, в Танзанию, или на запад, через границу с Конго. Абагетси, сказал он, то есть большие начальники, все они, насколько он наслышан, устремились на запад. Но не в Гому, а южнее, в места вокруг Букаву. Если б у него был выбор, он бы тоже двинулся в Инеру, где к тому же живут его родственники, но командиры интерахамве, отрядов ополчения, ведут строжайший отбор, и тому, кто не был как минимум государственным чиновником, не избежать переселения в Гому.
Что будет с твоим товаром? — спросил я. Он пожал плечами, сказал, что ничего с собой взять не сможет, ну а рынок закрыт. Значит, вещи останутся в этом доме, сказал я. Если вам это не помешает, ответил он. А велосипед, спросил я, велосипед ты возьмешь с собой, не так ли? У меня шестеро детей, месье, и мы с женой ждем седьмого. Жена будет сидеть на велосипеде. И поэтому, Теонест, она должна была умереть? Эрнеста должна была умереть, потому что ты хотел получить ее велосипед? Сейчас он поднимет свое удостоверение личности, упавшее на пол, подумал я, поднимет лицензию, которая дает ему право убивать — с гарантией оставаться самому в живых. Вы знаете, кем она была, месье, ответил он, она была ибьитсо, изменницей, и я сделал только то, что нам поручено делать. И ничего иного.
Как ты это сделал? — спросил я, и он посмотрел на меня застывшим взглядом. Я — ваш садовник, месье, и вы знаете, как я умею обращаться с пангой. Научен с детства. Всю жизнь добывал ею пропитание — себе и своей семье. Сызмала рубил чурбачки, потом, повзрослев, срезал на полях сорго, прореживал банановые посадки. Моя рука срослась с этой секиркой. Что бы я ни делал, все дается мне легко. Некоторые из наших, в основном молодые парни, которые всегда желают отличиться, предпочитают выходить из дому с дубинками. Меня среди них не увидишь. Я никогда не пользовался дубинкой, да и зачем — дубинка непригодна для работы. Некоторые работают торопливо, мой племянник из их числа, скосит поле за час и говорит, что работу закончил, однако ж повсюду торчат стебли. Я работаю медленно, но основательно и никогда никому не давал повода указать мне, как я должен выполнять мою работу. У каждого — свой навык. Одни работают, как козы на пастбище, другие — как дикие звери в дебрях. Одни работают медленно, потому что у них мало силы, другие — по лености. Одни работают медленно, потому что нутро у них с гнильцой, другие работают споро, чтобы пораньше прийти домой. Некоторые берут с собой на болота ребят и учат их работать, как нас учили работать наши отцы, — своим примером.