В игре остались только двое: он и Джекс. Сдача карт. Еще две шестерки падают на стол. Винс улыбается своим мыслям. Каре. Что за шутки? Ленни подбирается к нему осторожно.
— Пас, — говорит Винс и двигает свои деньги к Джексу.
— Ты что делаешь? — изумляется Джекс.
— Пора мне, — отвечает Винс.
— Винс! — Ленни Хаггинс наконец подходит к столу. — Глазам не верю! Я слышал, что ты вернулся, но не предполагал, что ты настолько глуп.
— Зря, — отзывается Винс. — Именно настолько.
Игроки следят за разговором, как за теннисной партией.
— Готов?
— А где твой приятель?
— Ждет нас.
— Надеюсь, ты понимаешь, во что влез, Ленни.
— Это что, вроде предупреждения?
— Ага, — кивает Винс. — Вроде того.
Он отодвигает стул, Ленни отскакивает от стола, его рука тянется к поясу. Отлично, мелькает в голове Винса, теперь понятно, где у нас пушка. В случае чего может пригодиться. Винс встает и берет свой рюкзак.
— Давай, понесу, — говорит Ленни.
Винс раздумывает, потом отдает ему рюкзак. Он бросает на стол свои карты, и все непонимающе смотрят на его комбинацию — каре. Все, кроме Пити, который ему улыбается.
— До завтра, Винс? — спрашивает Пити.
Забавно, как буднично люди выпаливают подобные фразы. Это ведь непременный элемент счастья, минимально необходимый каждый день… завтра. Сколько раз человек задает такой вопрос, а ты отвечаешь ему просто «да», не задумываясь, хотя на самом деле существует миллион причин, по которым это может не случиться. Винс переводит взгляд на Ленни, потом обратно на стол.
— Конечно, — отвечает он. — До завтра.
И идет к двери.
Ленни бросает рюкзак Винса в багажник. Потом заставляет Винса расстегнуть пиджак, поднять рубашку и штанины. Убедившись, что под ними ничего не спрятано, открывает переднюю дверцу «Кадиллака».
— Ты поведешь, — говорит он.
— Да я же пил.
— А ты не гони.
— Я не знаю, куда ехать.
— Я объясню.
— А может, сам поведешь и объяснишь себе?
— Садись, — командует Ленни.
Он велит Винсу ехать на запад через центр. На улице темно и холодно. Их шатает от фонаря к фонарю на дороге, скользкой от росы. Дома поменяли форму, слившись со своими тенями, клонясь к ним — город параллелограммов, город острых углов.
— У тебя, наверное, жуткий пробег, — замечает Винс.
Ленни смотрит на него пристально.
— Что?
— «Кадиллаку» восемь лет. Сколько ты можешь за него получить? Десять? Двенадцать?
— Пятнадцать, — отвечает Ленни.
Винс смеется.
— Больше двенадцати не получишь.
— Еще как получу. Пятнадцать, говорю же.
— Да ну. Откуда, Ленни?
— Заткни пасть, Винс!
— Ладно, — соглашается Винс. — Но все равно это нереально.