Он открыл двери.
— Здравствуй, дядя Макс.
Перед ним стоял молодой человек в темном костюме и надвинутой на лоб шляпе. На ногах начищенные до блеска ботинки. Первое, что пришло Максу в голову, — что он давно не видел шелкового галстука, к тому же так тщательно завязанного. Несмотря на юный возраст, незнакомец обладал элегантностью взрослого человека. Макс допустил бестактность, слишком долго разглядывая его с головы до ног.
Улыбка внезапно исчезла с лица молодого человека.
— Ты меня не узнаешь? — обеспокоенно спросил он.
— Феликс? — воскликнул озадаченный Макс. — Не верю своим глазам.
Не давая ему времени на ответ, он схватил гостя в охапку и прижал к себе.
— Как я рад тебя видеть! Ну, давай, входи. Вот уж не ожидал. Ставь свои вещи. Садись. Как ты? Хорошо выглядишь. А вырос-то как! Просто невероятно. Теперь ты настоящий мужчина, даже не верится. Я, наверное, говорю глупости, но я так давно тебя не видел. А как малышка Лили? Она не с тобой? Но какого черта ты делаешь в Берлине?
Он наконец замолчал, исчерпав все вопросы, потом расхохотался, видя замешательство Феликса.
— Извини меня за этот монолог, но я и в самом деле очень удивлен.
Феликс снял шляпу, пригладил ладонью волосы и, одобрительно кивая, осмотрелся. Похоже, он успокоился, видя, что Макс живет в относительно хороших условиях.
— Я не смог далее оставаться в Париже. Трудно было решиться, но все же я теперь здесь и думаю, что мое решение верное.
Макс достал два стакана и бутылку с виски.
— Все, что могу тебе предложить. Выпьем?
— Конечно.
Феликс не сердился на Макса фон Пассау за то, что тот внимательно его разглядывал. На его месте он удивился бы не меньше. Возвратившиеся немцы подвергались такому тщательному экзамену, словно постоянно проживающим здесь необходимо было убедиться, что и по ту сторону границы живут люди. Оценивали их одежду, выражение лица, мимику. Глотали их слова. В Берлине все это шокировало, на этом острове среди советского моря. Вернувшихся в Берлин выдавала и одежда, и манера поведения. Феликс знал, что он ходит не как современные берлинцы, а выпрямив спину и развернув плечи, не опуская глаз. Он знал также, что именно такая манера держаться у многих вызывает злость.
— Я и в самом деле счастлив тебя видеть, Феликс, — прошептал взволнованный Макс, поднимая свой стакан.
Глотнув виски, Феликс закашлялся. Он еще не привык к крепким напиткам, чем всегда веселил Наташу, более того, она нещадно потешалась над ним.
— Каким образом тебе удалось пересечь границу?
— При помощи моего немецкого паспорта, который у меня был еще перед войной. А литера «J», означающая, что я еврей, на этот раз только облегчила пересечение границы, — уточнил он с кислой миной. — А как я ехал — это что-то! Русские военные были во всех вагонах, наполовину пустых, в то время как немцы ютились на крышах, словно воробьи. В туннелях приходилось пригибаться. Странно как-то видеть на вокзалах вывески, написанные кириллицей.