«Если бы они знали, что она наполовину русская!» — подумал Дмитрий, также попавший под ее очарование.
Она стояла, подняв глаза на огромную тринадцатиметровую статую — солдат с ребенком на руках и мечом, разбивающим немецкую свастику, — которая возвышалась над мавзолеем. Лицо ее было строгим, сосредоточенным. Наташа Водвуайе держалась в стороне от собратьев по перу и, в то время как те беспечно болтали, вертя головами, она стояла спокойно и прямо. Дмитрий, который не сводил с нее глаз на протяжении всей церемонии, не мог не оценить такого достойного поведения. Нет, она определенно не походила на других. Было что-то волнующее в ее сосредоточенном лице с аккуратно подрисованными губами, некая тайна, что не могло не заинтересовать такого мужчину, как он, сдержанного и обладающего интуицией.
Дмитрий догадывался, что в этот момент в ней говорит ее русская кровь. Она не могла оставаться равнодушной, так как происходила из славной семьи военных, которые служили государю императору. Среди собравшихся в то утро в парке были не только советские граждане, но и русские эмигранты, которые не упустили возможности почтить память павших за их священную родину.
Минута молчания закончилась. Раздались команды. Музыканты военного оркестра сыграли последние печальные аккорды, развернулись и ушли, стуча сапогами по мостовой. Собравшиеся поняли, что могут покинуть отведенные им места. Размахивая записными книжками, журналисты окружили офицеров, уполномоченных отвечать на вопросы и объяснить значение элементов мемориала.
— Мадемуазель Водвуайе?
— Да?
Наташа изучала один из выбитых на барельефе текстов на русском и немецком, повествующих о важных событиях войны. Немного удивленная, чтобы не сказать обеспокоенная, она повернулась. Солнце светило ей прямо в глаза, из-за чего она не сразу разглядела лицо человека, а только заметила его высокий рост и офицерскую форму. Но когда она сдвинулась немного в сторону, ее сердце сильно забилось в груди.
— Эти строки написаны лично товарищем Сталиным, — сказал мужчина на французском языке.
Сбитая с толку, Наташа покраснела и ограничилась лишь кивком.
— Извините меня, если я вас напугал, но я просто хотел с вами поздороваться. Меня зовут Дмитрий Кунин. Мое имя вам ничего не говорит?
— Мне… Конечно… — пробормотала она, поднеся руку к горлу. — Вы помогали моему отцу. Извините, я веду себя по-идиотски, но я не ожидала услышать здесь французскую речь, и потом, эта церемония… я очень тронута.
— Понимаю. Не только вы. Мы тоже испытываем особенные чувства.
Взгляд Наташи задержался на наградах, прикрепленных у него на груди. Она узнала некоторые наиболее известные советские медали.