Он потер подбородок, потом потрогал ладонью лоб.
— Вот почему я предпочитаю не ждать, а устраиваться на новом месте.
В первый раз Наташе показалось, что Феликс готов сдаться. Лицо его было печальным. Она заметила, что он похудел. Последние месяцы она была не очень внимательна к нему. Его заботы казались ей такими мелкими по сравнению с ее собственными чувствами. «Любовь делает человека эгоистом», — подумала она, снова почувствовав себя виноватой.
— Ты обязательно выиграешь, уверяю тебя.
Он ограничился кивком, после чего отвел взгляд. Феликс взял гвоздь и молоток, чтобы повесить картину. Каждое утро он проходил мимо универмага «Das Kaufhaus des Westens»[37] на Тауенцинштрассе. Работы там велись в хорошем темпе. Внушительное здание, разрушенное пожаром во время войны, будет готово снова принять покупателей следующим летом. Рассказывали, будто бы там собираются сделать самые большие витрины во всей Германии. Феликс испытывал удовлетворение, наблюдая за восстановлением города, тем более понимая, что коммерческим успехом одних воспользуются и другие, но он также ощущал и острые уколы зависти.
— Временами я перестаю верить, что Дом Линднер когда-нибудь возродится из пепла, — признался он. — По крайней мере, не при моем участии. Лили была права. Не стоило мне пытаться карабкаться на этот Эверест. Все это оказалось лишь иллюзией.
Неожиданное пораженческое настроение друга рассердило Наташу. Она всегда восхищалась его силой воли. Никто не верил в его успех, когда он приехал в Германию, один из тех немногих немецких евреев, которые решили вернуться на родину. Они сталкивались с непониманием близких, часто подвергались остракизму, тогда как сами прошли через ужасные испытания. Феликс был из тех, кто хотел доказать, что смелые и целеустремленные люди сворачивают горы и добиваются невозможного.
Вдруг она осознала, что в последнее время стала часто себя жалеть, и испугалась этого. Разве жалость — это не удел слабых? Инерция, которая ведет к лени, бездействию, отказу от борьбы. Пусть любовь к Дмитрию вынуждала ее оставаться пассивной, потому что сама ситуация была необычной, но зато она могла попытаться помочь Феликсу. «Маловероятно, что это поможет», — говорил ей тихий голос на ухо, но она решила его не слушать. Она решительно поднялась и взяла молоток из рук Феликса.
— Я не понимаю, что на тебя нашло сегодня, старина, я тебя просто не узнаю. Лучше дай мне молоток! Плотник из тебя никакой. Мы вместе обустроим твой кабинет, и ты сразу почувствуешь себя лучше.
«А потом я поговорю с одним человеком», — добавила она про себя.