А вот Елезаров был озабочен. За последние две недели он беседовал со Сталиным четыре раза, и обычно Вождь был задумчив, больше слушал, иногда задавал наводящие вопросы — но Елезаров знал, что Сталин никогда и ничего не забывает. На последней встрече присутствовал еще один — здоровый, веселый мужик с белорусским говором — товарищ Пономаренко. Как сказал Вождь: «Теперь он будет вашим непосредственным начальником по части идеологии и пропаганды. Он полностью в курсе, знает историю вашего мира, прочел книги, смотрел фильмы, теперь хотел бы с вами, людьми оттуда, пообщаться вблизи. А так как он товарищ очень занятой, руководство партизанами тоже на нем пока, хоть скоро мы уже на границу выйдем — то примите его к себе на постой. И отнеситесь со всей серьезностью — вы в море уйдете, а товарищу Пономаренко с вашим материалом работать. И ошибки недопустимы, чтобы не повторилось того, что было у вас».
Что ж, у Верховного Главнокомандующего в войну огромная масса дел, которые надо было как-то ухитриться вместить в не такие уж и долгие двадцать четыре часа — что поделать, в сутках больше попросту нет. И правильная работа руководителя не тянуть на себе весь воз, нельзя объять необъятное, а своевременно и грамотно озадачить подчиненных.
Товарищ Пономаренко оказался нормальным мужиком — едва они вышли из кабинета, попросил именовать себя Петром Кондратьичем. Мол, на самом-то деле он — Пантелеймон, но для русских бывает сложновато, а для «Кондратьича» при первом разговоре все же рановато. Сначала они посидели и пообщались в кремлевском буфете — вопреки пропаганде, не было там никаких экзотических блюд. Ну, хлеб, похожий на бородинский, только с изюмом, добротная ветчина, изрядно выигрывающая по вкусу у своих аналогов из будущего, ибо не содержала всякой ненатуральной дряни, вполне приятственный сырок и графинчик какой-то из домашних настоек, типа старой доброй «Беловежской» из будущего — словом, нормальный такой рацион человека, ударно трудящегося от рассвета до заката и метущего со стола все съедобное, не опускаясь до пошлого буржуазного дегустаторства. А затем разговор переместился в машину, большой американский «паккард», до удивления похожий на послевоенный наш Зис-110. Сперва заехали в какое-то место; Пономаренко, попросив всех подождать, через минуту вернулся с армейским вещмешком — как он сказал, «тревожный» запас на случай, если куда пошлют: «Уж простите, солдатский „сидор“ мне как-то привычнее чемодана».
«Однако! — подумал Елезаров. — Руководителя такого ранга могут в пять минут выдернуть, и ноги в руки, куда по делу надо — хоть в Вологду, хоть в Хабаровск? Попробовали бы так в мое время, хоть начальника главка! Держал всех в тонусе Иосиф Виссарионович — ясно, отчего на него, только помер, сразу начали с самого верха ведра грязи лить!»