— Кто ты? — спросил К.
— Барнабас мое имя, — сказал он. — Посыльный я.
Мужественно и в то же время мягко шевелились его губы, когда он говорил.
— Как тебе это нравится? — спросил К. и показал на крестьян с их прямо-таки страдальческими лицами (казалось, будто какие-то удары приплюснули сверху их черепа и боль от побоев сформировала черты этих лиц); К. все еще не потерял к ним интереса, так как они, раскрыв свои толстогубые рты, следили за ним, но в то же время как будто и не следили, ибо взгляды их глаз частенько убегали в сторону и, прежде чем возвратиться, надолго прилипали к совсем посторонним предметам; потом показал К. и на помощников, которые стояли в обнимку, щека к щеке, и усмехались, то ли приниженно, то ли насмешливо — нельзя было понять, — он показал ему всех, будто представляя некую, особыми обстоятельствами навязанную ему свиту и ожидая (в этом была доверительность, на которую К. рассчитывал), что Барнабас всегда будет отличать его от них. Но Барнабас — правда, без всякого умысла, это было видно — совершенно не понял вопроса, пропустил его мимо ушей, как хорошо вышколенный слуга пропускает слова господина, лишь по видимости обращенные к нему, поглядел только, как того требовал вопрос, по сторонам, помахал рукой знакомым из крестьян и перебросился парой слов с помощниками, все это — свободно, естественно, не смешиваясь с остальными. Отвергнутый, но не смущенный, К. вернулся к письму, которое держал в руке, и вскрыл его. Там было написано следующее: «Глубокоуважаемый господин! Вы приняты, как Вы знаете, на графскую службу. Ваш непосредственный начальник — староста общины, он же сообщит Вам все, что нужно, о Вашей работе и условиях оплаты, ему же Вы будете отчитываться. Однако и я постараюсь не выпускать Вас из поля зрения. Барнабас, который принесет Вам это письмо, будет время от времени расспрашивать Вас с тем, чтобы узнавать Ваши желания и сообщать мне. Вы всегда можете рассчитывать на мою готовность по мере возможности быть Вам полезным. Я придаю значение тому, чтобы мои работники были довольны». Подпись была неразборчива, но рядом было подпечатано: «Управляющий X канцелярией».
— Подожди! — сказал К. поклонившемуся Барнабасу и подозвал хозяина, чтобы тот отвел его в какую-нибудь комнату, ему хотелось уединиться на время с этим письмом. Одновременно он вспомнил, что при всей его симпатии к Барнабасу тот все же не более чем посыльный, и велел дать ему пива. К. пронаблюдал, как тот примет это; тот принял пиво явно очень охотно и сразу выпил. Тогда К. пошел с хозяином. Во всем трактире для К. не нашли ничего лучше маленькой комнатки на чердаке, да и то с затруднениями, так как пришлось двух служанок, которые раньше там спали, переселять куда-то в другое место. Собственно, кроме того, что удалили служанок, ничего больше не сделали, в остальном комната, по-видимому, не претерпела изменений: никакого постельного белья на единственной кровати, только несколько подушек и конская попона — все в таком виде, в каком осталось с прошлой ночи. На стене — несколько образков и фотографий солдат. Комнату даже не проветрили; очевидно, надеялись, что новый постоялец не задержится надолго, и ничего не делали для того, чтобы его удержать. Но К. был на все согласен; он завернулся в попону, сел к столу и при свете свечи начал заново читать письмо.