Посещение старосты поначалу очень укрепило К. в его мнении о местных инстанциях. Староста, приветливый, толстый, гладковыбритый человек, был болен — у него был тяжелый приступ подагры — и принял К., не вставая с постели.
— Вот, стало быть, и наш господин землемер, — сказал он, хотел приподняться для приветствия, но осуществить намерения не смог и снова рухнул на подушки, извиняющимся жестом указывая на свои ноги.
Тихая женщина (в сумрачном свете, проникавшем сквозь маленькие и еще затемненные занавесками окна, она казалась почти тенью) принесла К. стул и поставила у кровати.
— Садитесь, садитесь, господин землемер, — пригласил староста, — и выскажите мне ваши желания.
К. зачитал вслух письмо Кламма, присовокупив к нему кое-какие замечания. Снова у него появилось ощущение необычной легкости контактов с инстанциями. На них можно валить все на свете, они готовы нести прямо-таки любую ношу, и при этом тебя даже не трогают и ты остаешься на свободе. Староста, как будто тоже по-своему почувствовав это, беспокойно пошевелился в постели. Наконец он сказал:
— Я, господин землемер, как вы, конечно, заметили, обо всем этом знал. То, что я сам еще ничего не предпринял, объясняется, во-первых, моей болезнью и далее тем, что вы так долго не приходили; я уже подумал, что вы все это дело бросили. Но теперь, раз вы оказались столь любезны, что сами разыскали меня, я должен, конечно, сказать вам всю неприятную правду. Вы приняты, как вы говорите, в качестве землемера, но, к сожалению, нам не требуется землемер. Для него здесь не было бы ни малейшей работы. Границы наших маленьких хозяйств размечены, все надлежащим образом зарегистрировано. Переходов владений из рук в руки, можно сказать, не бывает, а маленькие споры из-за границ мы улаживаем сами. Так для чего нам землемер?
Хотя К. и не обдумывал этого заранее, но в глубине души он был убежден, что ему следует ждать подобного сообщения. Именно поэтому он смог сразу сказать:
— Это чрезвычайно поражает меня. Это опрокидывает все мои расчеты. Мне остается только надеяться, что произошло недоразумение.
— К сожалению, нет, — сказал староста, — все обстоит именно так, как я сказал.
— Но как это может быть! — воскликнул К. — Я же не для того проделал это бесконечное путешествие, чтобы меня теперь отправили обратно!
— Это — другой вопрос, который я решать не уполномочен, но как это недоразумение могло произойти, я, конечно, могу вам объяснить. В таком большом аппарате, как графский, может когда-то случиться, что один отдел отдает одно распоряжение, а другой — другое; ни один не знает о другом, контроль вышестоящих органов, хотя он и предельно строгий, но в силу своей природы осуществляется с опозданием, и таким образом может все-таки возникнуть какая-то маленькая путаница. Правда, это всегда только самые ничтожнейшие мелочи, такие, например, как ваш случай. В серьезных вещах мне пока еще ни одной ошибки не известно, но и мелочи часто бывают достаточно неприятны. Что же касается вашего случая, то я не собираюсь делать из него служебной тайны, я для этого еще не настолько чиновник, я крестьянин, крестьянином и остаюсь, и прямо изложу вам весь ход событий. Много лет назад (я тогда только несколько месяцев как стал старостой) пришло предписание, — уж не помню из какого отдела, — в котором в свойственном этим господам категорическом тоне сообщалось, что должен быть приглашен землемер и что общине вменяется в обязанность подготовить все необходимые для его работы планы и чертежи. Это предписание, естественно, не может касаться вас, так как это было очень давно, и я бы и не вспомнил о нем, если бы не был сейчас болен и не имел достаточно времени, чтобы, лежа в кровати, размышлять о забавнейших вещах. Мицци, — сказал он, неожиданно перебив свой отчет, женщине, которая все время сновала по комнате, занимаясь чем-то непонятным, — поищи-ка, пожалуйста, в шкафу, может быть, ты найдешь предписание. Это ведь было в первые месяцы службы — пояснил он К., — я тогда еще все сохранял.