Мое предположение о деградации, которое возникло еще на кухне при виде крысиных черепов и скелетов, здесь находит подтверждение. Тварь на кровати — не существо, освоившее межзвездные перелеты, и не блестящий ученый, игравший ключевую роль в проекте «Полярис». Это генетический хаос, возможно, из худшего в обоих видах разумной жизни. И без того неуравновешенный разум Хискотта еще дальше сдвинулся от нормы инопланетным восприятием, инопланетными желаниями, инопланетными способностями. Тело, по большей части приспособленное для жизни на другой планете, возможно, стало таким огромным и гротескным, потому что потребности и голод двух разумных видов не позволяли ему насытиться.
В спальне воняет хуже, чем в подвале, в котором я запер еще одного слугу. Углы завалены костями самых разных животных, на полу у кровати свежее и тухлое мясо, но Хискотта, похоже, устраивает и то и другое. Я вижу куски говядины, телятины и свинины, ощипанных куриц, подносы с рыбным филе. Все это, несомненно, поступало из семейного ресторана, но не в готовом, а в сыром виде.
Вижу я и частично объеденные трупы диких животных, один — койота, много — зайцев, белок, крыс. Возможно, ночью, особенно если луны нет и никто из постояльцев гостиницы для автомобилистов не увидит наводящие ужас фигуры на этих холмистых лугах, тварь, которую я убил в библиотеке, или та, что заперта в подвале, выходили на охоту, чтобы порадовать своего господина свежатиной. Я надеюсь, что человечиной тут пировали только раз, когда съели убитого мальчика, но, скорее всего, надежды мои напрасны. Никто не стал бы искать какого-нибудь алкаша, или сезонного рабочего, голосующего на дороге, или бича, который решил провести ночь на здешнем пляже.
Любого могли обездвижить ядом или уколом в мозг, притащить сюда и сожрать.
Заметив меня, трясущегося всем телом и стоящего на пороге этой скотобойни, Хискотт поднимает гигантскую голову, которая, пожалуй, в три раза больше человеческой, но все равно узнаваемо человеческая. Жадно раскрывает широкий рот с кривыми зубами и вроде бы издает безмолвный крик, который на самом деле зов. Зов психический, команда — «Накорми меня», — и я чувствую, как меня тянет к нему. Наверное, точно так же подводное течение утягивает в глубины пловца.
Я чувствую уверенность Хискотта, полнейшую уверенность, даже самоуверенность, рожденную абсолютной властью над людьми. Еще никто и никогда не мог устоять перед ним. И я обнаруживаю, что уже переступил порог и нахожусь в комнате. Сделав два или три шага, останавливаюсь, потому что за спиной слышатся и быстро нарастают непонятные шорохи. Меня охватывает страх: а вдруг в дверях сейчас появится слуга из подвала, прыгнет мне на спину и окутает своим плащом.