— Извините, сэр, но я повар, и только повар. Я не из тех, у кого много талантов.
Подозрительность превращает его глаза в щелочки.
— Яйца… разбить и растянуть. Кардиологическое сужение.
Я вновь перевожу:
— Растянуть — три яйца вместо двух. Разбить — яичница-болтунья. Кардиологическое сужение — гренок с избытком масла.
С глазами-щелочками Донни напоминает мне Клинта Иствуда, будь Клинт Иствуд на восемь дюймов ниже, на тридцать фунтов тяжелее, не таким симпатичным, лысеющим и обезображенным шрамом.
Следующая его фраза звучит словно угроза:
— «Уголку гармонии» не нужен еще один повар блюд быстрого приготовления.
— У меня нет намерений искать здесь работу, сэр.
— А что ты здесь делаешь, Гарри Поттер?
— Ищу смысл жизни.
— Может, твоя жизнь смысла не имеет.
— Я уверен, что имеет.
— Жизнь бессмысленна. Любая жизнь.
— Возможно, вас это устраивает, сэр. Меня — нет.
Он откашливается, и у меня возникает ощущение, что у него в пищеводе застрял шарик, скатанный из волос. Потом плюет, и отвратительный зеленовато-желтый сгусток приземляется в двух дюймах от моего правого ботинка, на встречу с которым он, несомненно, и отправлялся.
— Жизнь бессмысленна у всех, кроме тебя. Так, Гарри? Ты лучше остальных, правильно?
Его лицо каменеет в необъяснимой злобе. Мягкий, сентиментальный Донни трансформировался в Донни-Гунна, потомка Аттилы, способного на внезапное, бессмысленное насилие.
— Не лучше, сэр. Вероятно, хуже многих и многих. В любом случае дело не в том, кто лучше или хуже. Просто я особенный. Вроде дельфина, который выглядит рыбой, плавает, как рыба, но рыбой не является, потому что он — млекопитающее и потому что никто не хочет есть его с чипсами. А может, как луговая собачка, которую все называют собакой, хотя она совсем и не собака. Она выглядит, как пухлая белка, хотя она вовсе не белка, потому что живет в норах, а не на деревьях, а зимой впадает в спячку, пусть и не медведь. Луговая собачка не говорит, что она лучше настоящих собак или лучше белок или медведей, просто она другая, так же как дельфин другой, но, разумеется, у нее нет ничего общего с дельфином. И я думаю, что мне лучше вернуться в мой коттедж, съесть шоколадные батончики и подумать о дельфинах и луговых собачках, пока я не смогу более четко выразить в словах эту аналогию.
Иногда, если я прикидываюсь, что у меня не все дома, мне удается убедить плохиша, что никакой угрозы для него я из себя не представляю и нет смысла тратить на меня время и энергию, а лучше сберечь их для более важных плохих дел. В других случаях мое присутствие выводит их из себя. Уходя, я отчасти ожидаю, что меня огреют монтировкой.