— Я не красавица. Это не причина, по которой он готовится меня убить. В последние месяцы он несколько раз искал меня, но не мог найти, потому что я приходила сюда, а потом, когда он вторгался в мой разум и прочитывал мои воспоминания, всякий раз я оказывалась в обычном месте, где он не мог меня не найти. Какое-то время он думал, что это его недосмотр, но теперь подозревает, что я научилась прятать от него информацию, которую не хочу ему показывать.
Умение спрятать от кукловода хотя бы малую часть своих воспоминаний — это шаг в нужном направлении, но Джоли, похоже, не возлагает надежд на свое достижение.
— Он прав? Ты можешь что-то от него прятать?
— Говорят, иностранный язык надо учить ребенком, потому что тогда обучение идет гораздо быстрее, чем у взрослых. Я думаю, то же самое с умением прятать воспоминания от Хискотта. Многое мне спрятать не удается, но с каждым месяцем я прячу все больше, включая и это место, куда я ухожу, чтобы укрыться от него. Я не верю, что это по силам кому-то из взрослых, но, думаю, Макси мог научится тому же, что сейчас умею я. Возможно, Хискотт заподозрил Макси. Возможно, испугался, что Макси научится не пускать его в свой разум, поэтому и убил его.
— Ты думаешь, что научишься не пускать его, не позволишь контролировать твой разум?
— Нет. На это ушли бы годы, а он не позволит мне так долго жить. Но я сделала кое-что еще.
Она легонько постукивает указательным пальцем по остриям нижних зубов Орка, продвигаясь слева направо по акульей ухмылке трупа.
Если рука Орка могла резко дергаться, выбивая пальцами дробь по полу, его челюсти, вроде бы раскрытые скукожившимися сухожилиями и усохшими мышцами, вполне могут захлопнуться, и зубы вопьются в нежные подушечки пальцев.
Я уже собираюсь предупредить ее, но она наверняка думала об этом и проигнорирует мои слова. Что-то подсказывает мне, что ни само существование Орка, ни его происхождение нисколько не интересуют Джоли, и остроты зубов она тоже не замечает. Нахмурив лоб, облизывая губы, она водит пальчиком по торчащим из пасти Орка кинжалам, размышляя над вопросом, который ее волнует.
А потом озвучивает его:
— Монстр знает, что он монстр?
Вопрос кажется простым, и кто-то может посчитать его нелепым, потому что, как знают современные мыслители, психология и теория социальной несправедливости могут объяснить мотивы всех, кто совершал злые деяния, доказывая, что фактически они сами жертвы, а потому никаких монстров не существует — ни минотавров, ни оборотней, ни орков, ни гитлеров, ни маоцзэдунов. Но я понимаю, почему она задает этот вопрос и почему он так важен для нее.