— Мистер Деннон только что звонил из Госдепартамента. Он просил перезвонить сегодня, если это удобно.
Деннон работал в чешском секторе Госдепартамента. На секунду у Бенедикта закружилась голова. Он ведь забыл, что много месяцев назад обращался в отделение Восточной Европы с просьбой разузнать, если возможно, что-нибудь о родителях и сестре Людмилы. Потрясающее совпадение.
— Свяжитесь с ним немедленно.
Он закрыл за собой дверь кабинета. Когда зазвонил телефон, он дрожащими руками снял трубку.
— Вчера поздно вечером мы получили сообщение. Вацлав Суков, отец Людмилы и Наташи Суковых, умер своей смертью десятого января от рака поджелудочной железы.
Это случилось больше месяца назад.
— Что-нибудь еще?
— Похоже, будто Рудольф Сланский, секретарь партии, и Клементис далеко пойдут.
Бенедикт пропустил это мимо ушей.
— Есть еще новости о той семье? — прервал он собеседника. — Я полагал, у них больна мать. Она все еще содержит салон? — Он сообразил, что ведет себя по-идиотски, задавая тривиальные вопросы, и пауза перед ответом явилась, он почувствовал, справедливым осуждением его бестактности.
— Больше никаких новостей. Эту информацию мы получили совершенно случайно. Думаю, Суковы ведут такое же трудное и нищее существование, как и все прочие бедняги, угодившие в капкан в Восточной Европе. Если еще кто-нибудь умрет, полагаю, как-нибудь сумею поставить вас в известность.
Деннон холодно поставил его на место, и Бенедикт поторопился перевести разговор на тему о последних политических событиях в Праге.
Повесив трубку, он сидел, уставившись в пространство и не замечая жужжания селекторной связи. Наконец он тряхнул головой и вызвал звонком по селектору Мэри Би.
— Принесите мне расписание самолетов, которые летят через Шеннон до аэропорта Хитроу, начиная с ближайшего воскресения, — хрипло сказал он. — Я вношу изменения в план европейского маршрута. Сначала — Лондон, затем — Париж.
В кондитерском магазине на Пикадилли даже карамель была завернута в черные фантики, а в витрине соседнего магазина дамского белья были сплошь выставлены черные лифчики и черные пояса для чулок. Какие все-таки чудаки эти англичане, подумала Людмила, сворачивая на Графтон-стрит. Даже через неделю после смерти их прекрасного короля, скончавшегося от рака легких в возрасте пятидесяти шести лет, они все еще так глубоко скорбели о своей утрате, что на Британских островах, наверное, не нашлось бы ни одного магазина или продавца, не затянутого в траур.
Как долго это будет продолжаться? Наслушавшись утром по радио печальной музыки, напоминавшей похоронную, она с запозданием предприняла попытку повязать черную ленточку на шею Тени, сиамского котенка, которого Ян подарил ей на Рождество. Лучше поздно, чем никогда. В результате она могла теперь похвастаться свежими царапинами, но если Тень не пожелала отдать дань уважения усопшему, по крайней мере у нее самой хватило здравого смысла опять надеть на работу черное, и она собирается носить траур, пока не получит сигнал, что уже прилично снова щеголять в цветных нарядах.