— У Ирины грипп, ей сегодня придется лежать в постели, — пробормотала она.
Тауэрс коротко кивнул и жестом приказал ей уйти. Прочитав телеграмму, он покраснел от удовольствия, как некогда он краснел, услышав редкую похвалу от своего отца.
«Вы проделали огромную работу, Бен. Джордж Маршалл и я неохотно приняли ваше прошение об отставке с тем, чтобы вернуться к своим делам; дайте нам срок до конца марта, когда мы сможем назвать вашего преемника. Еще раз, хорошая работа. Гарри Трумэн».
В кабинете было очень холодно, как и всегда в середине месяца, когда заканчивалось топливо для обогревателей, но сегодня он не замечал этого. Конец марта! Осталось три с половиной месяца. Именно такие сроки, на которые он надеялся. Значит, Хани уже позаботится закрыть дом в Палм-Бич, так что ему не придется терять там время, их свидание произойдет в Нью-Йорке, где Хани нравилось жить в апреле и мае, а он предпочитал оставаться в этом городе круглый год. В Нью-Йорке находилась штаб-квартира «Тауэрс фармасетикалз». Посвятив пару дней Хани и детям, он, не тратя даром ни минуты, сможет встретиться с Норрисом и двумя коммерческими директорами, слава Богу, пережившими войну, и составить план кампании века.
Раздался деликатный стук в дверь.
— Входите, входите, — радушно пригласил Тауэрс.
Вошел младший советник посольства. Бедняга, которому платили слишком мало, а работать заставляли слишком много, еле тащившийся вверх по служебной лестнице, — его продвижение на дипломатическом поприще едва ли можно было назвать «карьерой», — ждавший смерти чиновника рангом выше, чтобы занять его кресло. Обрадуется ли он новости?
Клерк в глубине души страшно боялся, что Тауэрс останется, официально получив пост посла. Жалко, что Тауэрс не может пока положить конец переживаниям несчастного — не раньше, чем согласует с президентом точную дату своего отъезда, но как бы то ни было, он поставит его в известность при первой возможности.
Оставшуюся часть дня Тауэрс работал как одержимый; сегодня он даже ни разу не кашлянул и потому решил про себя, что его астма, обострившаяся, как он частенько с горечью сетовал, в зимнем пражском воздухе, насквозь пропитанном запахом бурого угля, возможно, была в действительности психосоматического происхождения.
Облачившись в парадную форму, он взглянул на свое отражение в зеркале старомодного гардероба. Неплохо, между прочим, для тридцативосьмилетнего мужчины, совсем неплохо. Он был доволен, что до сих пор в отличие от отца в его темно-каштановых волосах не было и проблеска седины, а форма, сшитая, когда Тауэрс очень сильно похудел, в талии была даже немного свободна. Ничего удивительного, при отсутствии в доме приличного стола. Он уже давно отказался от попыток научить кухарку как следует готовить первосортную американскую грудинку.