— Так вы не забудете сказать об этом Мадам, сэр?
— Что?
Они остановились у светофора, и Милош повернулся и посмотрел на него, что само по себе было достаточно необычно, как отметил про себя полковник.
— Что, Милош? — повторил он с некоторым раздражением в голосе.
— Людмила, сэр, она талантливая парикмахерша, сэр. Вы не могли бы попросить миссис Тауэрс дать ей шанс показать себя?
— Да-да, почему бы и нет? И я попробую узнать что-нибудь для вас о ее семье, и о твоей тоже.
Как бы то ни было, но Бенедикт и думать забыл о профессиональных навыках Людмилы — хотя Милош каждый день до его отъезда в Нью-Йорк пытался так или иначе напомнить об этом, — до тех пор пока не приехал двадцать пятого февраля в Палм-Бич, чтобы присутствовать на приеме в честь возвращения Сьюзен. На этот раз он планировал пробыть дома очень недолго, поскольку в начале следующей недели ему предстояло покинуть Майами и отправиться в деловую поездку в Швейцарию.
Сьюзен встретила его в холле с перекошенным лицом.
— Mon Dieu[6], папа, какое счастье, что ты вернулся. Мама наверху, у нее настоящий crise[7]. Альберто, маэстро-парикмахер, которого она проклинала каждый день с тех пор, как ты уехал, имел наглость отправиться в Майами-Бич, приняв SOS от Джуди Гарланд, которая один вечер выступает там в кабаре. О-ла-ла, tant pis[8].
Бенедикт пожал плечами.
— Да неужели нельзя позвать кого-нибудь другого? Я думал, что Альберто — причина ее проблем с прической, а не выход из положения.
— Вчера — да, папа. Aujourd'hui[9] она уже считает его непревзойденным стилистом.
Когда Бенедикт вошел в туалетную комнату жены, Хани рыдала, чем совершенно вывела его из себя.
— Хани, ради Бога, что все это значит? Я приехал на вечер в честь Сьюзен, поступившись многим, и вот, полюбуйтесь, ты ведешь себя как полная идиотка из-за парикмахера, которого, как я полагал, ты ни в грош не ставила. Пора научиться самой ухаживать за собственными волосами.
Вместо того чтобы вразумить ее, его явное возмущение возымело обратное действие: она зарыдала еще громче. О, Господи, как бы ему хотелось оказаться сейчас за тысячу миль отсюда.
Зажужжал зуммер, и он взял телефонную трубку.
— Да? Отлично, соедините. — Бенедикт прикрыл микрофон ладонью. — Хани, возьми себя в руки. Мне стыдно за тебя — нечего выставлять себя такой дурой перед дочерью. И во всяком случае, замолчи, мне звонят из Госдепартамента.
Хани опрометью бросилась в ванную, оглушительно хлопнув дверью, пока Бенедикт ждал, когда его соединят.
— Боже милостивый! — Он тяжело опустился в шезлонг. — Да? Вот так? Никакой надежды? Хорошо, держите меня в курсе.