Неужто крыса такое могущественное существо? Про крысоотбойники Маша — неморской человек — никогда ничего не слышала. А вещь это простая, как объяснил ей Сорока. Пришвартовывается судно к бетонной портовой стенке, стоит малость поодаль, чтобы не колотиться о бетон, не мять бока, на берег сбрасываются толстенные, в руку, канаты, которые петлею крепятся на чугунных тумбах, на эти канаты вешаются специальные фанерки с отверстиям — канат в такое отверстие продёрнут так, что фанерка может вращаться вокруг него, мир вокруг оси — это первая особенность крысоотбойника. А вторая — отверстие пробито не по центру фанерки, а сдвинуто к боку. Получается таким образом две стороны — одна высокая, другая низкая. Устанавливается фанерка на канате высоким бортиком вверх. Получается полоса препятствий — фанерный заборчик. Считая, что пароход вот-вот уйдёт, крысы спешат как можно быстрее попасть на него и занять выгодные места, ползут и ползут по канату. Вот и первая полоса препятствий — поднятый вверх высокой стороной крысоотбойник. Крыса шустро карабкается на фанерку, спешит переваливать через гребень, фанерка переворачивается и крыса шлёпается в воду. Один ноль. Из воды ей уже не выбраться. Дорога одна — акклиматизироваться, купить по дешёвке на рыбьем рынке жабры и обратиться в донного жителя. Либо пойти на корм бычкам. Вторая крыса спотыкается на следующем отбойнике. Два — ноль! Третья на третьем. Три — ноль! Четвёртая — на четвёртом. И так далее.
В обязанности вахтенного входит постоянно поправлять фанерки, ставить их в рабочее положение. И всё равно крысы пробираются на пароходы. Заложена у них в крови любовь к морю, страсть плавать, ни качки они не боятся, ни бога Нептуна с его трёхзубым копьём — впрочем, копьё не для длиннохвостых, для других существ, — ни течей в дне, ни боцмана, который куда страшней нептуновых трёхрожковых вил; всё это — ноль без палочки для полуметровых, уважающих себя серых особей.
— Избавиться от крыс на пароходе можно только одним путём, — Сорока сделал грустные глаза, сдвинул брови, он словно бы из солнечного яркого дня переместился в вечер, в рассыпающийся печальный сумрак, когда все предметы теряют свои контуры, объёмы, делаются расплывчатыми, похожими друг на друга, — увы, одним путём: потопить пароход, — Сорока молитвенно сложил руки, приподнял их на католический манер, вознёс глаза вверх, в следующий миг пробежался ладонями по груди, — либо завести крысака! Знаете, революционная гражданка Маша, что такое крысак, а? Крысак — очень серьёзная фигура в мире этих вот самых… — Сорока, бросая взгляд вбок, вывернул глаза, как штурвал парохода, щёлкнул пальцами. — Крысака надо вырастить и воспитать, как любимого ученика. Делается это следующим образом. Отлавливается десять корабельных усачей — желательно мужского пола, сажаются в одну клетку. Не в такую хилую, какие попадаются в магазинах для канареек, — Сорока сузил глаза до презрительных кривоватых щелочек, тщательно поморгал ими, словно хотел выдавить слезу, — эту клетку они схряпают без запивки, а чтоб прутья были во! — Сорока сжал пальцы в кулаки и вздёрнул обе руки. Бицепсы у него были могучими, под кожей бугрились жилы, Маша поняла, если гость ахнет бугая кулаком в лоб, у бугая запросто копыта с ног отшнуруются, либо он вообще свои голенастые конечности в сторону откинет — силён был Сорока. — Иначе перегрызут! Сажают, значит, десять крысиных мужиков в одну клетку, запирают и не дают им жрать. День мужики сидят, терпят, два, на третий начинают поедать друг друга — вначале одного схарчат, потом второго — и так далее, по цепочке. Наконец, остаётся один — самый здоровый, самый сильный. Зубы у него такие, что дно у парохода прогрызёт, глаза светятся, как прожектора — страшный, словом, дядя. Вот тогда крысака и выпускают на пароходе на волю. А он ничем, кроме крыс, уже не способен питаться. Какого усача ни встретит — обязательно слопает. Ваша крыска для него — ну как жаркое из нежнейших сортов черешни. Варенье. Слаще сахара.