Он повесил карабин на плечо, остановил полуголого мужика в мокрых портках:
— Товарищ, срочно требуется лошадь — отвезти раненого на заставу. Лошади в деревне есть?
Тот вытер ладонью нос, откашлялся, пот забил глотку:
— Щас сделаем, — оценивающе прищурил один глаз. — Только до заставы, но не дальше. Лошадей далеко не отдаём, сам знаешь…
— Не дальше заставы, — пообещал Широков, — у нас своих лошадей полно. Где застава находится, знаешь?
— Бывал пару раз.
— Поспеши, прошу тебя, товарищ… Вместе с раненым бойцом. А я — к своим.
Логвиченко лежал вместе с напарником на небольшой песчаной куртине, совершенно голой, это ощущалось даже в ночи по дыханию плоского взлобка, под ствол пулемёта он подложил полуголую осклизлую деревяшку, с трудом найденную в темноте, и ждал.
— Стрельба в деревне затихла, — свистящим шёпотом сообщил напарник.
— Слышу.
— Значит, идут сюда.
— Уймись! — шикнул на паренька Логвиченко, развернулся к лощине боком, приложил к уху ладонь, некоторое время подержал, слушая пространство и шевеля губами, будто читал что-то, зацепиться было не за что, и он произнёс разочарованно: — Показалось!
Улёгся за пулемётом поудобнее, поправил деревяшку, подсунутую под ствол:
— Тихо!
Напарник чуть не подавился словом, готовым выскочить из него, выставил перед собой карабин и прошептал задавленно:
— А я что — я ничего.
Логвиченко огляделся — вроде бы почудилось ему, что он услышал щёлк ветки под неосторожной ногой, но щёлканье не повторилось, внутренний сцеп в Логвиченко ослаб, пограничник обвял чуть… Через мгновение приподнялся — минуты перед всяким боем, даже малым, самые непростые, организм изводится, обескровливается, обезвоживается от ожидания, слабеет, этого не надо было бы допускать, но Логвиченко ничего не мог с собою поделать, — он боялся пропустить банду.
В том, что она пойдёт по лощине и наткнётся на его пулемёт, он был уверен, да и командир, замбой Широков, не мог ошибиться. Широков знает больше его, видит больше, в конце концов, он главнее Логвиченко… Но пуста была ночь.
Пожар в деревне пошёл на убыль, недобрая багровость потихоньку убиралась с тёмного плотного неба, её словно бы кто-то стёр влажной тряпкой, выстрелы тоже стихли — может, там, в деревне, всё и закончилось? И никто сюда уже не придёт? Может такое быть, а? Может, только Логвиченко в это не особо и верил. Он ждал. С поста его мог снять только командир.
Через несколько минут ночь заволновалась от прилетевшего откуда-то ветра, ветер вначале прошёлся понизу, по траве и песку, потом, разогнавшись, взмыл вверх, к кронам деревьев. Зашумели невидимые в темноте листья, испуганно заорала разбуженная ворона, но потом всё стихло, стихло очень быстро, и Логвиченко понял — это был сигнал ему.