Я включаю правый поворотник и съезжаю с Кутузовского проспекта. Выключаю поворотник, сворачиваю под надписью «Дмитровское шоссе — 1.4, Ленинградский пр-т — 2.6, Мира пр-т — 7.2» и выруливаю на дорогу, с которой уже не сверну. В сумке забился телефон. Его не заглушают даже вопли ведущих утреннего радиошоу. Посматривая на шоссе, левой рукой придерживая руль, правой я лезу в сумку за телефоном. Не глядя на номер, отвечаю:
— Але.
— Але. Привет. — Это мама.
— Привет, — говорю я.
— На работу едешь? — интересуется она.
— Да, — говорю. Что тут скажешь?
— Как дела? — интересуется мама. — Почему не звонишь?
— Мы же вчера утром разговаривали, — отвечаю я.
— Ну, мало ли что могло случиться с тех пор.
— Ну да… — говорю я.
— Я тебя не отвлекаю? — волнуется мама. — Ты можешь говорить?
— Нет, — облегченно вздыхаю я, — я перезвоню, ок? — И, не выслушав ответа, сбрасываю звонок.
Моя мама была из тех девочек с повышенным чувством ответственности, которые мечтают о мире по всей земле, искренне восхищаются фотографиями из космоса и влюбляются в подонков. В плане последнего пункта судьба ее пощадила — отец не был подонком в полном смысле этого слова, но ответственность в нем начисто отсутствовала. Поначалу мама, часами ожидавшая его, вжавшись спиной в монументальную колонну на станции красивейшего в мире Московского метрополитена, думала, что он просто немного ребячлив и к тому же эгоист, как все мужчины. На этой стадии отношений с папой она почему-то была уверена, что ее любовь к нему сможет сделать его другим человеком. Комфортным для нее. Что касается папы, то он, вне всяких сомнений, маму любил, но эта эмоция явно не заслоняла ему горизонт. Он вообще не понимал, почему их с мамой половые чувства должны каким-либо образом изменить его жизнь навсегда.
История складывалась вполне обыкновенная: папа считал, что мама даст ему в браке все то, что так достало его за годы бесхозности, а мама верила в великую силу компромисса. Проблема заключается в том, что люди сходятся, как две стороны застежки «молния», и никак иначе. Либо каждый зубчик левой стороны сцепляется с зубчиком правой и все идеально совпадает, либо зубчики не сходятся, язычок «молнии» застревает в нитках, тканях и все в конечном счете уродливо рвется. Брак моих родителей, к сожалению, пошел по второму пути. Они любили, но не могли друг друга принять и поэтому довольно скоро начали методично, с каким-то гибельным сладострастием друг друга уничтожать. Все детство, в тот период, когда слова еще не слишком осознаются, но упрямо пишутся на подкорку, я слышала, как мама говорила: «Андрей, я люблю тебя!» А дальше всегда следовало «но…».