Я в холодном поту. Я бегу в душ и отмываюсь от этого сновидения, как от хренового секса. Выключаю душ, вытираюсь полотенцем, набрасываю халат, выхожу из ванной. Иду на кухню, ставлю чайник. Меня не покидает ощущение какого-то дешевого фильма ужасов, мне по-настоящему неприятно. Когда я ставлю чайник, дрожат руки. Я понимаю, что не смогу сегодня накраситься. Не смогу налить кофе в чашку с букетом. Потому что мне подарил ее Гриша Смирнов.
Я все же делаю над собой усилие — втираю в кожу тональный мусс «LANCÔME». Понемногу эта процедура успокаивает меня в силу своей обычности, а значит, и безопасности. В 9.15 я выхожу из дома и закрываю дверь на ключ. На два оборота. Все вроде как нормально.
Если верить информации, которую все мы черпаем из книг по занимательной женской психологии, сны — это путешествие нашего «Я» по бессознательному не без попытки бессознательного вступить в диалог. Сегодняшний сон свидетельствует о том, что мое бессознательное есть мое тело, которое я ненавижу. Что ж, так оно, видимо, и есть. Мне все время кажется, мое тело смотрит на меня с непередаваемым страхом и отвращением, какие могут обнаружиться в глазах собаки, которую не кормят и постоянно бьют. Мое тело ненавидит меня не меньше, чем я его, и боится меня. Еще бы, оно знает, что я могу в любой момент его уничтожить. Гриша это тоже знал.
Когда он начал меня трахать, мне было двадцать два. Ему — пятьдесят один. Мы ложились в постель, и он говорил: «Я рекомендую тебе делать это ртом», — потом, когда ему казалось, что ртом я сделала достаточно, он довольно страстно приподнимал меня вверх от собственного паха, укладывал на спину и входил в меня. Только с ним, как бы пафосно это ни звучало, я поняла истинный смысл секса — до него я трахалась скорее потому, что так было принято в обществе и все об этом говорили. Сама я не очень понимала, зачем все это нужно. В привычно нагнетаемой истерии по поводу постели мне чудилось что-то бесконечно фальшивое и даже ужасное. Ни один из моих мужчин (если это можно так назвать) не доставил мне даже тени удовольствия. По крайней мере, в тот момент, когда мы оказывались наедине и поблизости от постели. От него я тоже не ожидала, скажем прямо, прорыва или какого-то принципиально нового подхода к половому вопросу. Я вообще никогда не умела его предугадывать. Просто некоторое время ему почему-то нравилось со мной есть, мы постоянно вместе обедали, ужинали, а иногда даже завтракали. И однажды он сказал мне: «Я хочу тебя трахнуть». «Хорошо», — ответила я.
Мы ели цыпленка.