- Что такое с ним было? - спросил Джеймс медсестру, когда минут через пятнадцать они все спустились в кухню.
- Я не вполне уверена. Скорее всего, дело в этом шраме от проклятья. Они встречаются довольно редко…- устало ответила фельдшерица, наколдовывая всем четверым чаю.
- Но почему шрам заболел? - спросил Сириус.
- Я не знаю. Мальчик крепко спал, а потом вдруг схватился за голову и принялся кричать.
Джеймс нянчил в ладонях чашку с остывающим чаем, к которому так и не притронулся. Голова шла кругом, он никак не мог прогнать образ Гарри, бьющегося в агонии. Когда Поппи встала и вернулась наверх, он попросту этого не заметил. Остывшую чашку забрали у него из рук.
- Ну, ты как, приятель? - Сириус опустился на соседний стул.
Джеймс поднял глаза и грустно покачал головой.
- Плохо.
Он повернул голову - Ремус тоже смотрел с сочувствием, и Джеймс подумал, как здорово, что у него такие друзья. Они всегда поддерживали его, несмотря ни на что.
- Что же мне теперь делать? Что я скажу остальным? Мой сын - наш враг. Тёмный Принц на самом деле - моя плоть и кровь! А Лили? Как рассказать ей? И Дэмиен! Мерлин, это какой-то кошмар.
Джеймс закрыл лицо руками, яростно борясь со слезами. «Лили этого не переживёт», - подумалось ему.
- Сохатый, тебе лучше всё рассказать им до того, как это сделает кто-то ещё, - тихо заметил Ремус.
Джеймс поднял голову и посмотрел на друга.
- Как? Что я скажу? Мы с Лили всегда мечтали о чуде, мечтали, что нам вернут сына, но я и представить не мог, что всё так обернётся, - он попытался незаметно смахнуть слёзы.
Сириус не знал, что делать. Единственный раз он видел Джеймса плачущим, когда украли Гарри. Он потянулся, чтобы похлопать друга по плечу, но тот оттолкнул его руку.
- Сохатый, он всё равно твой сын, - продолжал Ремус. - Тот невинный Гарри, которого мы все так любили, всё ещё жив. Его просто воспитывали так, чтобы он стал таким, каков он сейчас.
Джеймс сидел, не поднимая головы, пытаясь придумать, как сказать Лили о Гарри.
И решил, что всё расскажет сегодня же.
* * *
Гарри проснулся, чувствуя сильную боль во всём теле. Оглядевшись, он запаниковал: обстановка была незнакомой. В следующее мгновение он уже вспомнил, как попал сюда. При одном воспоминании об этом всё внутри него заклокотало от гнева. Попытавшись встать, он понял, что едва может приподнять голову; малейшее движение причиняло невыносимую боль. Он тихо застонал, но даже это незначительное усилие причинило боль - по горлу словно прошлись наждачной бумагой.
- Гарри, хорошо, что ты очнулся, - к кровати подошла мадам Помфри. - Как ты себя чувствуешь? Неважно, я полагаю?