— Боже мой, Марфа, что же делать?.. — потерянно спросила Софья.
Та молча, свирепо сопела, глядя в распахнутую дверь.
— Уж и за полицией спосылали, так господа полицейские боятся и сунуться! Потому пистолет у Федора Пантелеича, и поначалу они по люстрам палили, потом — по воронам, а дале грозились уже и жандармов перестрелять, потому, говорят, все едино терять нечего. Тогда Яков Васильич нам велел: дуйте живо в Богословский переулок, там у Мартемьянова этуаль живет, авось она приедет, его с божьей помощью уговорит не буйствовать да домой заберет. Жандармы-то скоро спохватятся, с силами соберутся да приступом его возьмут, и это уж будет дело горячее!
Тут Софья и Марфа заголосили одновременно.
— Марфа, я еду сейчас же, он там застрелит кого-нибудь!
— Ах, сукин сын, ах, мерзавец! Софья Николавна, не смейте ехать, я сама!!!
— Марфа, да что ты с ним сделаешь, он не послушает тебя!
— А куда он, бандит, денется! Я и спрашивать не стану! Кулаком с божьей помощью по кумполу приложу да уволоку!
— Выдумала, там жандармы справиться не смогли, а ты со своим кулаком!.. Господа, я еду, подождите минуту… — последние слова Софья выпалила, уже уносясь в комнаты. Марфа тяжело затопала следом.
— Подождем, у нас извозчик за углом! — крикнул ей в спину старший цыганенок, в то время как из комнаты доносились звуки поспешных сборов, ругань и причитания.
Вскоре Софья вышла, бледная и решительная, на ходу набрасывая поверх прически платок и отбиваясь от наседающей на нее Марфы.
— Да куда ж вы, Софья Николаевна… Вот, рукавички возьмите… Да заберут его жандармы, и черт с ним, откупится, не впервой поди! Застегнитесь получше… Да у вас же премьера завтра, а вы помчались расстройство получать, а что у вас с голосом-то приключится?! Какая вам завтра будет Татьяна, один сип останется?!. Дозвольте, за ради Христа, мне!..
— Да бог с ним, с голосом… Отстань, Марфа, оставайся дома, подай лучше полушубок… Ты же видишь, у них извозчик, стало быть, быстро… Едемте, господа.
Цыгане пропустили Софью вперед, вежливо поклонились растрепанной и испуганной Марфе и бесшумно растворились в темноте. Марфа перекрестилась, машинально прикрыла дверь, села прямо на порог и заплакала.
* * *
… — А я вам говорю — нет, нет и нет! Никогда!!! Нет, у меня несвободен завтрашний вечер! У меня не бывает свободных вечеров! Да вы с ума сошли, Петухов! Я — рецензию на оперу?! Да вы бы еще на балет меня послали, Андрей Григорьич! Я понимаю, что все сотрудники больны! И что Бельэтажин запил! Он регулярно у вас запивает в течение шести лет, а рецензии на спектакли тем не менее появляются! Ах, вы сами… Ну вот и пишите, на то вы и редактор! Тряхните стариной, у вас чу-у-удно получится! А я занята! У меня полоса горит! У меня, изволите ли видеть, завтра шайка гастролеров-карманников прибывает на Варшавский вокзал, сам Гриня Сухаревский встречает, а я должна сидеть в ложе по вашей милости?! Черт знает что такое!