— Выберешься, — сухо заверил Владимир. — Постарайся собраться с мыслями и объяснить, зачем тебе понадобилась эта мерзость в «Листке»?
— Ах, так ты оби-и-иделся?.. Какая жалость… Ик!
— Мне не на что обижаться. Моего имени ты почему-то не назвала. Но что дурного тебе сделала Софья Грешнева? Премьера, между прочим, так и не состоялась, артистка тяжело больна, в горячке, сестра опасается за ее жизнь. Впрочем, твоей вины тут нет: твоего пасквиля Софья даже не видела. Пока. Зачем тебе это было нужно?
— Поди во-он, — протяжно сказала Ирэн, оставив безуспешные попытки подняться и выгибаясь в кресле как кошка. — Где, черт возьми, мое вино? Я хочу еще… Черменский, ты просто дурак.
— Возможно. — Черменский оглянулся, увидел наполовину пустую бутылку мадеры, стоящую возле толстой, как у слона, ножки стола, осмотрелся в поисках стакана, не нашел его и протянул Ирэн всю бутылку. Кречетовская прочувствованно кивнула, приложилась прямо к горлышку, довольно изящно сделала несколько глотков и начала устанавливать бутылку на краю стола с предельной аккуратностью, от которой та в конце концов свалилась на паркет.
— Фуй, какое свинство! — прокомментировала Ирэн, глядя через ручку кресла на расползающуюся по полу лужу мадеры. — Черменский, поди наконец прочь, ты же видишь, что я не расположена… нынче ночью… к дискуссиям… ик! А что у тебя было с этой Грешневой?
От неожиданности Владимир сказал правду:
— Ничего.
— Бе-е-едный… — пропела Ирэн. — А ведь влюблен уж четвертый год… Неужели у нее такое ледяное сердце? Странно все это, господа, ох как странно…
— Что ты знаешь? — не сводя с нее глаз, спросил Черменский.
Ирэн ответила ему пристальным, вполне осмысленным, очень злым взглядом. В ее черных узких глазах бился огонек лампы, делая их похожими на чертенячьи.
— А я знаю, что ты ее любил и любишь! — с вызовом, продолжая в упор рассматривать Черменского, произнесла Кречетовская. — И она тебя любит также! И что та актриса, Мерцалова, кажется, вмешалась тогда между вами, и этот купчина тоже своего не упустил, и вот теперь… Грешнева с ним мучается, а ты — со мной… Как две этих самых в проруби… столкнутся — отплывут, столкнутся — отплывут… Точно как мы с тобой, Черменский… смешно, правда? Ик!!!
С минуту Владимир изумленно рассматривал ее. Затем чуть усмехнулся, отвернулся к темному окну, за которым заполошно метался свет качающегося от ветра фонаря. Медленно сказал:
— Я, похоже, начинаю понимать… Ты прочла тогда Машино письмо?
Ирэн широко улыбнулась. Почти сочувственно проговорила:
— Не понимаю, как ты мог рассчитывать на мою порядочность.