Тяжелый сладкий аромат роз наполнял комнату. Дом Дракона погрузился в абсолютную тишину.
В самом нижнем ящике Крессида нашла письмо. «Дорогой, дорогой, дорогой…» И дальше ни слова.
Крессида лихорадочно рылась в глубине ящика. Ее пальцы коснулись чего-то мягкого. Это был вязаный носочек для младенца.
Крессида больше не могла оставаться здесь, ей стало жутко в комнате загадочной Люси. Крессида хотела знать правду. Арабиа единственный человек, который может сказать эту правду.
Схватив вязаный носочек, девушка помчалась вниз по лестнице и постучала в дверь Арабии.
— Это вы, Крессида? — донеслось из апартаментов хозяйки. — Я уже легла, но входите, дорогая, поцелуйте меня и пожелайте спокойной ночи. Это очень мило, что вы вспомнили обо мне.
Сидящая в большой кровати под балдахином, Арабиа выглядела слабой и беззащитной. Действительно ли эта женщина нежна и беспомощна, как сейчас, или она превосходная актриса? — подумала Крессида, доставая детский носочек и чувствуя себя распоследней дрянью.
— Я нашла эту вещь в комнате Люси.
Было ли во взгляде Арабии нечто большее, чем вежливая улыбка?
— Каждая вещь Люси имеет свою историю.
— И эта? — мрачно осведомилась Крессида, выразительно помахивая миниатюрным предметом. — Это носочек для младенца.
Тяжелые веки Арабии опустились на усталые глаза. Старое лицо стало замкнутым, сморщилось и потемнело.
— Должно быть, Люси вязала его для одной из приятельниц, — деланно равнодушно произнесла наконец Арабиа. — Она очень хорошо вязала. Я даже удивлялась, откуда у нее талант к рукоделию? Я, например…
Крессида бестактно перебила ее на середине фразы.
— Арабиа, почему вы лжете? Вы очень добрая и ласковая, и я ценю это, но не выношу, когда мне лгут, тем более без всякой необходимости. Люси ничего не значит для меня. Я никогда ее не знала, и она умерла около двадцати лет назад. Меня не должно касаться, вязала она этот носочек для собственного малыша или для ребенка приятельницы. Но вы все время сравниваете меня с Люси, и в таком случае я должна знать правду. Ваше поведение не только заставляет меня думать, что я одурачена, я теряю симпатию к вам!
Глаза старой леди стали темными и испуганными. Не было сомнения, что она на грани срыва. В эту минуту она сменила роль убитой горем матери на роль испуганной старухи.
— Этот носочек предназначался ребенку Люси, не правда ли? — настойчиво спросила Крессида.
— Я… не знаю.
Крессида начала терять терпение. Даже без только что сделанных находок она уже начала подозревать, что Люси кого-то звала на помощь, что-то угнетало и мучило ее.