Даниэль вел машину на пределе сил — своих и ее, вел в режиме квалификации, когда каждая отыгранная сотая доля секунды стоит дороже золота. Ему уже плевать было на полные баки, на то, что стальное сердце болида задыхается от напряжения, сражаясь с тяжестью мощного тела. Победа стоила дороже всех кубков, всех наград мира!
— Лорни! — голос Гастингса прозвучал, как показалось гонщику, необычайно громко. — Блумквист ушел на пит-стоп. Перед тобой только Брэндон, и у него заправок, возможно, уже не будет. Его залили под завязку. Догоняй! Ты второй.
Тотчас Даниэль увидел впереди сине-белое пятно — болид своего брата. Сейчас тот как раз входил в «шпильку». В ту самую «шпильку», за которой — прямая, а потом — роковая дуга вдоль «рифа Дейла». Рифа, чей смертельный удар считается трагической честью…
Еще подростком он любил издеваться над самыми «знойными» мгновениями американских фильмов-катастроф. Это когда до взрыва адского устройства остается двадцать секунд, и нужно решить, какого цвета проводок перерезать либо какой код набрать, чтобы остановить запущенный механизм. Бесстрашные герои боевика отчаянно спорили по поводу единственно возможного варианта, язвили друг друга убийственными прозвищами, а в крохотных промежутках между их дебатами на черном экранчике неумолимо отсчитывались роковые секунды. И когда их до взрыва оставалось одна или две, тогда нужный провод безошибочно перерезался, и город, страна, планета оказывались спасены от неминуемой гибели.
В реальности это действо занимало от одной до пяти минут экранного времени, и зрители успевали покрыться холодным потом, испытать онемение желудка, но затем облегченно ухнуть либо выругаться. За якобы двадцать секунд им показывали целую драму.
Даниэль смеялся и над героями фильма, и — еще больше — над зрителями. В тринадцать-пятнадцать лет, а тем более позже, пересев с карта в гоночную машину, он отлично знал, что такое секунда, десятая секунды, сотая секунды и что можно сделать за каждый из этих промежутков времени. Между прочим, секунда не так коротка, как кажется на экране, да и любая доля ее что-то значит, когда мир спрессован в серое лезвие трассы и каждый нерв живет словно сам по себе, выполняя свою единственную функцию, а все вместе нервы и весь организм работают воедино с нервами и организмом несущейся, обгоняя мгновения, машины.
За двадцать секунд можно выиграть или проиграть заезд, совершить обгон, поменять лопнувшее колесо или даже сполер. Но вот обменяться хотя бы парой фраз из шести-семи слов нельзя. Взрыв прогремит раньше.