Между тем тварь тоже оклемалась, выпростала откуда-то из складок на брюхе две мощных ноги типа страусовых и вприпрыжку понеслась к кустам, помогая себе свободным левым крылом и волоча правое вместе с офигевшим Петровичем. «Мышь» оказалась весьма крупной, повисший на ней кот смотрелся бультерьером на бегемоте и совладать с ней самостоятельно не мог. Отпустить же не желал — когда еще такой богатый трофей попадется?
Твою мать! Уволочет же напарника, где его потом искать буду?! Конец моим колебаниям положил взмах правого крыла: Петрович описал в воздухе дугу и шмякнулся оземь. Я вздохнул было с облегчением, но проклятый кот и не подумал разжать зубы, видимо предпочитая смерть бесславному поражению. Тварь спорить не стала и просто повторила свой трюк. В этот раз в груди у Петровича отчетливо екнуло — я через микрофон ППМ все слышал.
— Блин! — взвыл я, вспомнив, что в ружье картечь, но от своего намерения не отказался: вскинув «ле февр» к плечу, поймал тварь в прицел и нажал на спусковой крючок.
Верхний ствол выплюнул десяток картечин, и именно в этот миг тварь дернулась. Впоследствии, вспоминая этот эпизод, я мог поклясться, что она почувствовала выстрел на мгновение раньше, чем я шевельнул пальцем. Впрочем, этого оказалось недостаточно: картечная осыпь, миновав тело, ударила аккурат в середину крыла, напрочь перебив кость и порвав перепонку. Петровича спасло чудо — ничем иным объяснить отсутствие попаданий я не мог. Через долю секунды они уже летели в разные стороны: покалеченная тварь с громким клекотом рванула к кустам, а кот с отстреленным куском крыла кубарем покатился в мою сторону.
Я выпалил вдогонку, но мистическим образом промазал, и «летучая мышь» скрылась в зарослях, пятная землю странной бурой жижей, хлещущей из оторванной конечности. Я в очередной раз удивился: у местных псевдомлекопитающих кровь вполне себе красная, без экзотики, да и у птиц тоже. Не прекращая контролировать кусты, перезарядил ружье — опять картечью, дробь в данной конкретной ситуации вообще не в тему — и мимолетом пожалел, что не взял с собой штуцер. Тогда бы тварь досталась биологам целиком, хотя и во фрагментарном виде. Ну да им не впервой, собрали бы.
Впрочем, и сейчас есть чем ученых порадовать: в паре шагов от меня вполне себе оклемавшийся Петрович с характерным воем трепал обрывок крыла. В такой ярости я его еще никогда не видел, даже по весне в разборках с конкурентами он вел себя этак брезгливо-снисходительно, прекрасно осознавая свое превосходство. А сейчас мой напарник прямо-таки сочился ядом: уши прижаты к голове, холка вздыблена, хвост метет пыль.