– Я люблю простой кофе, но ты можешь насыпать себе и корицы, и чили, – сказала она.
Я перебухала чили, но пришлось выпить, не морщась. Хорошо, что в такой посудине кофе всего на три глотка.
Потом мы говорили о разных пустяках, но я чувствовала, как в ней растет напряжение. Она немного щурилась, как делала всегда, когда обстоятельства требовали от нее повышенного внимания. Она явно искала в моих словах потаенный глубинный смысл, ждала подвоха, и я, решив, что настала пора вознаградить ее ожидания, спросила:
– Чем собираетесь заниматься в рождественские каникулы? Куда-нибудь поедете? В какой-нибудь круиз? В горы? На море?
Она так съежилась в стильном кресле, что мне на минуту даже сделалось ее жалко. К счастью, минуты истекают быстро, и потому я моментально справилась с собой. Мне ли жалеть? Ее ли? Да я буду очень довольна, если она прямо на моих глазах выпьет яду кураре. Даже не подумаю выбивать роковой сосуд из ее рук! Впрочем, откуда ей взять кураре? Яды вообще не так-то просто раздобыть.
Пока она раздумывала, как лучше мне ответить, я, небрежно развалившись в кресле, но сумев при этом выставить вперед плечо с вензелем Панкратовой, чтобы он мозолил ей глаза, лениво произнесла:
– А я третьего числа уезжаю в Альпы. Думаю, что заслужила пару недель отдыха. А то все работа да работа… Надо и о здоровье подумать… Ты ж помнишь, я всегда любила лыжи…
Я отлично знала, что она уже больше никогда не совершит ни одного путешествия вместе с мужем. Она же знала только то, что в рождественские каникулы ее супруг собирался поехать на какие-то деловые переговоры во Францию. Альпы, конечно, довольно протяженная горная система, но она уже сложила в уме два и два: Альпы и Францию. Получила – Куршевель. Я могла бы поручиться, что она видела у мужа билет на самолет именно на третье января. Возможно, даже вспомнила, что он взят до Гренобля, где находится ближайший к Куршевелю аэропорт. Во всяком случае, от ее лица отхлынула краска, что говорило: я на верном пути. Ее бледность, пришедшая на смену излишней розовости щек, недвусмысленно указывала на то, что она находится в самом смятенном состоянии. Стоило продолжить ковать железо, пока оно горячо, и я с большим воодушевлением собралась это делать дальше. Домашних заготовок у меня было еще много, но воспользоваться ими не пришлось. Бледное лицо моей собеседницы приобрело серый оттенок, и нежная бледно-розовая помада (ее любимый цвет) стала выглядеть на нем вульгарно-ядовитой. Она нервно сглотнула и очень тихо сказала:
– Ты зря так напрягалась. Можно было сказать открытым текстом – вы любовники. Ты же весь разговор строила так, чтобы я перестала сомневаться в этом. А я уже и так… давно не сомневаюсь.