Нарядный деревянный теремок,
оправленный в резную рамку сада,
в следах ремонта… Может, Бог помог,
а может, помогла Олимпиада.
О, сколько я блуждала по путям
окольным, по дорогам непроезжим,
себя раздаривая по частям
йогам, теософам и невеждам.
.......................................
«А путь от человека к Богу прям», —
так мне сказал священник, чья задача
нас, чернокнижников, вводить во Храм
и делать зрячей душу, что незряча.
.......................................
У храма — домик. К батюшке — толпа.
Кто — истину найти, кто — грусть развеять.
Душа проснулась, но ещё слепа.
Хочу поверить и боюсь поверить.
— До вас о нашей церкви написал Александр Аркадьевич, — сблизил меня со знаменитым бардом Мень.
Шестого марта 1973 года, на дне рождения друга, первый и последний раз в жизни я видела и слышала А. А. Галича. В тот вечер он царил над людьми и обстоятельствами, пел до глубокой ночи и «Кто‑то ж должен, презрев усталость, наших мёртвых стеречь покой!», и «Не зови меня! Не зови меня… Не зови.
— Я и так приду!», а рок уже держал его на прицеле. «I will die here»[28], — почему‑то по–английски сказала я. И он откликнулся: «So will I»[29].
Позже я вычитала в самиздате:
И нас чужие дни рожденья
Кропят солёною росой
У этой зоны отчужденья,
Над этой взлётной полосой.
И мигом вспомнила и этот вечер, и не поддающегося на уговоры «отдохнуть» опального уже барда, и слабеющую после каждой выпитой рюмки породисто–красивую жену его Нюшу. Господи, как он обнимал гитару, как впивался в неё, нипочём не выпуская из рук! Как в спасательный круг в океане тотальной безнадёжности.
— Когда Галич пришёл к вам?
— Году в 72–м. После того, как прочитал мою книгу о древнееврейских пророках. Я его крестил…
Так вот откуда: «Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, где с куполом синим невластно соперничать небо»? И «Богоматерь шла по Иудее». И много всего… Значит, я шла сюда по стопам человека, который произвёл на меня неизгладимое впечатление, которому написала стихи, так и оставшиеся без посвящения? А что если он, наученный горьким опытом отбывшего в эмиграцию, а потом ещё дальше, подсказал мне с того света этот путь? Да нет! С полдороги возврата быть не может. Просто христианство с его новой высокой этикой, обещанием вечной жизни — то немногое, что стоит брать с собой в любые пределы. Разве я не посетовала в своих, встречей с Галичем навеянных стихах:
Как жаль, что бессмертия нет!
«Прощайтесь!» — морозом по коже.
Мы все — «уходящий объект».
И жизнь, если вдуматься, тоже.
И вот бард, брат (как близки эти слова!) направил меня к отцу Александру…