В начале войны Володю перевели в Тулу. Там питание было хуже, чем в Москве, и у него начали отекать ноги. 18–го декабря, под Николин день, состоялся суд. Подпись, из‑за которой Володю забрали, оказалась фальшивой (её сфотографировали, увеличили и обнаружили подделку). Сразу же после суда Володю выпустили, но в Москве ему жить не разрешили и предложили любой другой город. Он выбрал Свердловск, где жили его родители и три замужних сестры.
Когда я получила телеграмму об освобождении Володи, я полетела к батюшке. Он взял у меня телеграмму и заплакал. Как он молился Божией Матери и как благодарил Её! Я почувствовала, что именно за его молитвы Володю освободили. «Вот видите, — сказал батюшка, — полкомнаты было дел и все Божия Матерь закрыла».
В 42–м году начался голод. Все труднее было добывать продукты. Володя вызывал меня в Свердловск. Немцы наступали, положение становилось опасным. Я, конечно, пошла к батюшке, чтобы выяснить этот важный вопрос. Но батюшка на этот раз не дал определённого ответа, а предоставил мне решать самой. «Скорбь будет и тут и там, но там скорбь будет дольше», — сказал батюшка. Володя бомбардировал меня письмами и телеграммами, даже писал Алику (хотя ему было только семь лет). Немцы были очень близко и нас бы они, конечно, не пощадили. Я даже заплакала, но все же решила остаться на месте.
Вскоре батюшка заболел. Жизнь его близилась к концу. Когда я пришла к нему в следующий раз, он был очень слаб и почти не вставал с постели. «Господь ведёт меня и куда‑нибудь выведет. Может быть, к смерти», — тихим голосом сказал батюшка.
Незадолго до смерти он сказал мне: «Жизнь у вас будет хорошая, но чтобы никогда не было ни тени ропота». Однажды ночью я вижу о. Серафима во сне, очень ярко. Он предложил мне прочесть Евангелие от Луки. Я достала это Евангелие.
Он сказал: «Нет, не это. Надо взять Евангелие на славянском языке». Когда проснулась, я рассказала Алику свой сон и тут же решила идти в Загорск. Меня встретила М. А. На мой вопрос: «Как здоровье батюшки?» — она ответила: «Теперь ему хорошо, теперь ему совсем хорошо».
Я поняла её и заплакала. Она в утешение дала мне письмо Володи, но я не хотела даже смотреть на него. Но вот я почувствовала, что батюшка не позволяет мне плакать о нём. Из соседней комнаты раздавалось чтение Евангелия. «Сейчас и вы будете читать», — сказал мне кто‑то.
Я вошла в комнату, где лежал батюшка, покрытый пеленой. Лицо было тоже покрыто. Мне предложили читать Евангелие. Передо мной была 1–я глава Евангелия от Луки. Я вспомнила свой сон и меня охватил трепет. Я прочла первые десять глав. Потом ко мне подошла К. И. и приоткрыла лицо. «Как мощи», — сказала К. И. Она сказала, что похороны будут ночью. Я хотела прийти, но К. И. сказала, что не надо: «Я ведь вас утешила, как могла, и лицо его показала вам». Я решила послушаться, хотя мне было очень горько. И хорошо я сделала, что не пошла. На похоронах оказалась женщина–провокатор, которая сообщила о всех присутствующих. И почти всех потом арестовали.